Вонючий рассвет
Шрифт:
– Ерунда! Вы еще не успели как следует испугаться! Страх рождает подготовка... Смакование возможных неприятностей...
– Верно, - заулыбался Фимка.
– Какое волшебное слово нужно произнести, чтобы вернуться?
– Подойдешь к двери и молча дернешь за ручку. Возвращение в наш мир произойдет само собой. Никаких особых слов не предусмотрено.
– Хорошо... Ну, я пошел.
– Счастливо.
– Я скоро вернусь.
– Не сомневаюсь, - пробасил Махов.
–
– грозно спросила Ксения, которой неразговорчивые мужики, занятые бессмысленными, с ее точки зрения, действиями, стали определенно надоедать.
– Что именно?
– не понял Макаров.
– Ваши экскурсии в кабинет. Ты, Макаров, говорил мне о каких-то важных бумагах и документах. Где они, почему вы ими не занимаетесь?
– Мы только начали. Работы - непочатый край, - начал оправдываться Макаров. Говорить правду он не хотел.
– Ты сказал о работе? Какой работе? В чем она заключается?
– Вот закончим и все тебе расскажем. Не сомневайся. А так - что попусту языком молоть!
– Какие вы, ребята, оказывается энтузиасты! Это просто ужас!
– сказала она.
– Как же вы мне уже надоели! Я решила погостить недельку на даче у подруги.
– Надеюсь, недели вам хватит. Смотрите, соблюдайте противопожарную безопасность! Приеду - проверю. Макаров, ключи доверяю только тебе. Не скучай. Впрочем, о чем это я! Ты же тайну разгадываешь, тебе скучать некогда!
Ксения подхватила спортивную сумку с вещами и направилась к выходу.
– Я провожу тебя?
– спросил Макаров.
– Да ладно уж, работай... Макаров, если ты и после этого на мне не женишься, я тебя задушу. Так и знай!
Она чмокнула растерявшегося писателя в щеку и громко, от души, хлопнула дверью.
– Спугнули женщину, - сказал Махов.
– А нам не пора по домам?
– Нет, нет, надо дождаться возвращения Фимки, - сказал Макаров, устраиваясь возле телевизора.
– Сейчас начинается футбол. Виктор Кларков разбирался в красивой жизни, у него в каждой комнате по телевизору.
– Наслаждайся, болельщик! Не буду тебе мешать, - ухмыльнулся Махов.
Сам он, порывшись в книжном шкафу, обнаружил книгу Эразма Роттердамского и с удовольствием принялся читать.
– И давно ты Роттердамским увлекаешься?
– удивился Макаров.
– Ты, что, не знаком с этой книгой? Не знаешь, что ли, ее историю? Здесь для объема подверстан текст Мартина Лютера. Народ, в свое время, ноги стаптывал, чтобы эту книгу раздобыть - единственная публикация Лютера в Союзе ССР! Эразм пользовался гораздо меньшим успехом. Наверное, потому что был разрешен к прочтению.
– Ну-ну!
Прошло полтора часа. Внезапно дверь в комнату Виктора с грохотом распахнулась, словно ее открыли мощным ударом ноги, и в проем ввалился Фимка Гольдберг. Его вид был ужасен - под правым глазом красовался огромный фингал, на скулах, сквозь неопрятную недельную щетину, проглядывали многочисленными ссадинами, разбитые губы впускали в его организм воздух, как у рыбы, выброшенной на берег. Можно было с уверенностью сказать, что его долго и умело били.
– Я вернулся?
– спросил Фимка, приоткрывая заплывший глаз.
– Я хочу кофе, можно?
Махов взял Фимку на руки и бережно перенес его в кресло на кухне.
– Надо бы обработать его лицо! Поищи йод и мазь!
– скомандовал Макаров, а сам принялся заваривать кофе.
Через минуту они вернулись к Фимке, готовые оказать ему первую помощь. Но тот, как ни в чем ни бывало, сидел на диване и внимательно следил по телевизору за футбольным матчем.
– Какой счет?
– спросил он, выхватывая из рук Макарова чашку.
– Я опоздал к началу.
Фимка странным образом изменился, будто его подменили за ту минуту, что его оставили без присмотра. Ни единого синяка, ни единой ссадины. Он был свеж и чисто выбрит.
– Я вернулся, ребята, это просто здорово! Думал, что останусь там навсегда...
– Рассказывай!
– приказал Махов.
Глава 10
Экологический терроризм
Фимка не поверил ни единому слову Макарова о странных свойствах кабинета Виктора. Он был прагматик и материалист и в сказки не верил. Фотография показалась ему фальшивкой. Он рассматривал ее так долго только потому, что пытался вспомнить, где и когда он был сфотографирован, прежде чем с помощью фотошопа был помещен на эту ловкую подделку. Макаров и Махов его разочаровали. Разглагольствования о проблемах пространства-времени и прежде оставляли его равнодушным. А уж разговоры о реализации нуль-транспортировки просто бесили. Даже когда их заводил сам Виктор.
Сделав решительный шаг в темноту кабинета, он убедился в том, что здоровый скептицизм не подвел его и на этот раз. Ничего заслуживающего внимания не произошло. Ничего. Фимка включил свет. Огляделся. Комната, как комната. Ничто не светится, ничто не сверкает... В принципе, можно было возвращаться. Останавливало только одно - не хотелось портить отношения с Макаровым. Он удобно устроился в кресле, посчитав, что минут через пятнадцать можно будет с чистой совестью возвращаться, мол, хотел помочь, но не вышло. А пока можно было без помех подумать о своих делах.
После того, как пропал Виктор, мечта о создании театра философских изречений исчерпала себя. Без Виктора играть в наукообразные слова стало просто неинтересно. Оказалось, что кроме него, к попыткам Фимки заниматься настоящим современным искусством, никто не относится всерьез. Макаров, помнится, просто выругался, когда он попытался рассказать о концентрических кругах распространения эманаций мыслящей материи... А ведь построение получилось совсем неплохим! Виктор оценил бы по достоинству, в этом не приходилось сомневаться. Жаль, что он пропал, теперь придется искать еще одного доброжелательного зрителя.