Воображаемые встречи
Шрифт:
Глава третья. Полуфантастическая
Как он жил в Гейдельберге, мне стало известно лишь через полтора года, когда он вернулся в Лейпциг. В редких письмах ко мне он сообщал, что профессор Тибо действительно замечательная личность, только любви к юридическим наукам Роберту не внушил; напротив, как на грех, Тибо очень любит музыку и всячески поощряет стремления ученика. По его рекомендации Шуман несколько раз с успехом выступал в Гейдельберге.
Тибо и помог ему попасть в ближайший город — Франкфурт на концерт Николо Паганини.
Подробности этого концерта я узнал позднее. Шуман рассказывал
Он говорил:
— Музыка Паганини обжигает, как пламя. Его скрипка звучит, как труба, порой в ней слышится гудение органа, звон оркестра. Это совсем новый, полнозвучный инструмент.
Но как добился Паганини своей победы? Натянул ли на скрипке другие, нескрипичные струны? Изменил ли форму деки? Нашел ли редкое дерево, по-особому звучащий материал? Произвел ли, наконец, ученые изыскания, открыв неведомые тайны акустики? Нет, он играл на старинной кремонской скрипке [4] . Чудеса достигались одной его игрой. Значит, можно преобразить звучание скрипки, не будучи скрипичным мастером, а только музыкантом? Значит, есть еще тайны в искусстве исполнителя?
4
Великие скрипичные мастера Страдивари, Гварнери, Амати были родом из города Кремоны.
Но если скрипач мог добиться таких чудес на своей маленькой скрипке, у которой всего четыре струны, то чего же достигнет преобразователь-пианист на своем мощном инструменте, столь близком к оркестру?
Взволнованно описывал Роберт ту ночь после концерта. Он шел по главной улице. Было уже поздно, когда он увидел прямо впереди себя худую высокую фигуру человека во фраке, без шляпы, с длинными, до плеч, прямыми волосами. Конечно, это мог быть только Паганини. Он даже не переоделся после концерта, лишь скрипку оставил в гостинице. Он что-то бормотал про себя и порывисто жестикулировал.
Роберт пошел медленнее. Он не хотел мешать великому артисту и, кроме того, не привык гоняться за знаменитостями. Но появление загадочного скрипача ночью в чужом городе, и так близко, было слишком уж необычным. Как будто сбывалось наяву одно из фантастических видений Жан-Поля [5] или Гофмана [6] .
— Я едва не окликнул его, — рассказывал Роберт, — но, конечно, не осмелился и только мечтал, чтобы он обернулся. Может быть, и ему хотелось вступить в разговор. Но, увы, вопреки Гофману, он не обернулся, не заговорил, а исчез в ближайшем переулке.
5
Жан-Поль — Жан-Поль Рихтер, немецкий писатель-романтик, автор причудливых романов и повестей.
6
Гофман Эрнст Теодор Амадей — немецкий писатель и композитор, автор знаменитых «Сказок кота Мура» и повести о Щелкунчике.
— Что ты мог узнать нового, —
Шуман улыбнулся:
— Именно это он и сказал мне.
— Как, разве ты говорил с ним?
— Мысленно. Мое воображение было настолько разгорячено, что, оставшись один на улице, я представил себе мой разговор с Паганини. Мне привиделось, что он замедлил шаги, потом заметил меня. Разве это не могла случиться?
«Зачем вы ходите за мной? — спросил он остановившись. — Что вам надо?»
Я извинился и попятился назад.
«Стойте! — вскричал он. — Я знаю! Вы, начинающие, хотите одного: разгадать тайну вдохновения. Так и ждете, что вам всё расскажут в двух словах!»
Он, видимо, смягчился, и это подбодрило меня.
«А разве вы сами не учились у великих мастеров?» — спросил я чуть слышно.
Он не сразу ответил.
«Я выучился лишь тому, что необходимо знать музыканту. А остальное — мое собственное».
«Но откуда же оно?»
«Этого я не могу объяснить. И потому церковники говорят, что я продал душу дьяволу».
— Ну, это уж обязательно, — прервал я рассказ Шумана, — где Паганини, там и договор с дьяволом. Он что — сам верит в эту легенду?
— Думаю, что не верит. Но ты послушай, что было дальше. Когда его раздражительность немного прошла, я решился спросить:
«Может быть, все дело в технике?»
«И я так думал, — сказал Паганини, — когда был молод, как ты».
Внезапно он вытянул руку вперед, тут же во мгле засветились фосфорические ноты. Я успел разобрать несколько строк из известного тебе б-дурного концерта Паганини. Они исчезали по мере того, как невидимая скрипка «оживляла» их — быстро, ровно и отчетливо. Это и был ответ на мой вопрос.
Паганини опустил руку.
«Но если даже, — начал он снова, — ты узнаешь чужую тайну, проникнешься ею — что тогда? Много ли ты выиграешь от этого? Все скажут: „Он играет, как Паганини, он сочиняет в духе Паганини“. Этого ли ты добивался? Нет, мальчуган, ищи, ищи свою дорогу, как я в свое время искал свою!»
Он снова вытянул вперед руку, и опять замелькали ноты, но уже по-разному звучал отрывок из концерта: то мягко, то решительно, то задумчиво. Потом все потемнело и смолкло.
Паганини прислонился к стволу дерева. Его лицо с поднятыми к небу глазами было бледно.
«„Прощайте, молодой человек! — сказал он почти сухо. — Я не открою вам ничего нового. Все, что можно было, вы узнали от меня какой-нибудь час назад“.
И он исчез, словно растаял в тумане…» Так Шуман закончил свой рассказ.
Я заметил, что все это напоминает миниатюру в духе Новалиса Я назвал бы ее «Ночной разговор».
— Здесь, во всяком случае, проявились твои давнишние литературные способности. И если развить сюжет…
Но Роберт прервал меня и заговорил о другом. Он пропускал мимо ушей похвалы, относящиеся к его особе.
Глава четвертая. Буквы-Ноты. Пять букв
Концерт Паганини был тем толчком, который заставил Шумана вернуться в Лейпциг и возобновить занятия музыкой. Он еще надеялся уговорить мать.
За два прошедших года в Мире произошли большие перемены. И самая большая из них — июльская революция тридцатого года во Франции. Это не могло не оставить следа в наших душах. Мы все изменились и выросли. Изменился и Шуман.
Разумеется, он сейчас же после приезда явился к профессору Вику.