Воображаемые встречи
Шрифт:
Он застал всю семью в сборе, учеников — также. Профессор был в прекрасном настроении. Недавно он ездил с Клерхен на гастроли. После ее успехов в родном городе он решил, что пора показать ее в столице и в других городах. Во Франкфурте Клару слушал престарелый Гёте.
— Он назвал ее феноменом, сказал, что провел прекраснейший час, и сам вызвался написать отзыв.
Лестный отзыв великого человека Вик поместил в афишу, которую возил с собой. Шуману также была показана афиша: на ней, помимо отзыва Гёте, был помещен портрет Клары и обозначена фамилия и адрес ее наставника.
— Ну, а теперь покажите и ваше искусство. Два года — немалый срок.
Шуман сыграл ре-мажорную сонату Бетховена с
А затем — уже для развлечения, когда после серьезных впечатлений можно было скомандовать: «Вольно!» — Шуман показал нам собственную пьесу, написанную в Гейдельберге: вариации на тему «Абегг».
Форма вариаций, то есть изменений одной музыкальной мысли, давно занимала Шумана. Вот что он рассказал мне еще до поездки в Гейдельберг:
— Когда я был ребенком, отец подарил мне ко дню рождения набор из цветных стеклышек. Я очень обрадовался новой игрушке и немедленно занялся ею. Каждый день я выходил в наш садик и принимался рассматривать все видимое через цветные стекла.
Сначала я видел зеленый мир. Мне нравился и теперь нравится ярко-зеленый цвет, недаром это цвет надежды. Даже в унылый осенний день мои деревья были зелены. А наш сельский домик можно было принять за лесную сторожку.
Потом наступила очередь красных, пурпурных впечатлений. Тот же домик, те же деревья, но все таинственно и даже страшно. К сожалению, глаза у меня начинали болеть от напряжения, и приходилось менять стеклышко.
Желтое заменяло солнце в пасмурные дни, а сквозь синее я видел море. И наш домик уже казался мне голубым кораблем, медленно плывущим по голубым волнам.
Позднее, когда эта игра мне немного наскучила, я стал замечать более интересные перемены — не только зрительные. Перемены в людях: в характерах, в настроениях… Детские игры поучительны. Я понял, что есть много поводов для вариаций, даже если и не смотреть в цветные стеклышки…
Так возникли и вариации Метты Абегг.
Эти пять букв составляли фамилию женщины. Из объяснений Роберта я не сразу понял, кто эта загадочная Абегг: то ли вымышленная графиня, якобы носящая эту фамилию, то ли реальная девушка, Метта Абегг, миловидная, кокетливая особа, предмет увлечения какого-то гейдельбергского студента. А может быть, и это также была «мысленная встреча», основанная на случайном сочетании букв.
— Не правда ли, музыкальная фамилия? — спросил Шуман.
По латинскому обозначению нот «абегг» читается как «ля», «си бемоль», «ми», «соль» (дважды).
— Разве плохая фамилия? В ней даже есть что-то аристократическое!
— Значит, ты ее придумал? И девушку также?
— Ну что ты! Метта — увлечение моего друга, Теодора Тёпкена. Но если бы ее и не было, пять «музыкальных» букв — достаточный предлог, чтобы создать образ красивой, изменчивой женщины.
Мы были очарованы. Из пяти букв создать такую прелесть! Но могут ли пять нот сами по себе вдохновить музыканта? Ученики Вика находили, что в самой теме есть что-то изящное, капризное. Мне же казалось, что пять букв выбраны случайно. Другое дело — изобретательность в вариациях.
Профессор Вик разгладил бакенбарды и сказал:
— Во всяком случае, это оригинально. Перед вами, господа, законченный музыкальный портрет.
Вероятно, не один я подумал: «Хорошо бы увидать оригинал». Какова она, Метта Абегг, которая свела с ума Теодора Тёпкена? Но я больше не расспрашивал Шумана об этой девушке. А вдруг она окажется менее интересной, чем вдохновленные ею вариаций? И кто знает, может быть, Теодор Тёпкен влюбился в нее после того, как Шуман показал ему ее музыкальный портрет?
Глава пятая.
Профессор Вик любил молодежь, да и сам был еще достаточно молод.
Его дом был поставлен на широкую ногу. К нему приезжали учиться из других городов и даже из других стран. Поэтому он открыл у себя пансион для приезжих учеников. Ему помогала фрау Вик — гостеприимная женщина и отличная хозяйка.
Это была его вторая жена. С первой, матерью Клары, он давно разошелся, но дочь оставил у себя. Я не знал подробностей этой семейной драмы и в ту пору не мог поверить, что профессор Вик способен на плохой поступок. Знакомство с его бывшей женой, фрау Марианной, изменило мои мысли. Но не стану забегать вперед.
Как я уже говорил, в доме профессора было много молодежи. Это придавало нашей жизни уют, словно мы были дети большой дружной семьи. Нам жилось весело. Дни проходили в занятиях, в чтении, размеренно и оживленно. Оставалось время и для игры в шахматы и для споров. По воскресеньям, особенно летом, мы отправлялись в дальние загородные прогулки.
Великолепный Гевандхауз [7] также привлекал нас. В Лейпциге бывали превосходные концерты: у нас играл Паганини, пела Генриетта Зонтаг [8] . Оркестр был очень хорош, и наша концертная жизнь ничем не уступала столичной.
7
Гевандхауз — Лейпцигская филармония.
8
Зонтаг Генриетта — выдающаяся немецкая певица.
Маленькая Клара была нашей любимицей. Много пришлось мне слышать юных и очень одаренных пианистов, но не помню, чтобы кто-нибудь из них играл с такой одухотворенностью, как наша Клара. Разве только юный Карл Фильч [9] мог с ней сравниться.
Не только техника, поразительная для ее лет, но именно одухотворенность, поэтичность, сознательность пленяли в игре Клары. При этом она вовсе не была худосочным созданием с недетски печальным взглядом, как обычно изображают вундеркиндов. Напротив, Клара была веселая, здоровая девочка, певунья, резвушка, очень хорошенькая, правда немного бледная в летние месяцы. Но это происходило оттого, что воздух Лейпцига в эту пору был вреден для взрослых и для детей. Гнилая лихорадка ежегодно посещала нас; она действовала не так губительно, как во времена Баха, но все же давала себя знать.
9
Фильч Карл — рано умерший ученик Шопена.
Время шло. Положение Шумана оставалось неопределенным. Наконец пришло письмо от его матери, адресованное Фридриху Вику.
В письме с большой определенностью был поставлен вопрос: обладает ли ее сын достаточными дарованиями, чтобы изменить свою жизнь и бесповоротно избрать профессию музыканта?
Сколько таких писем получал наш педагог! Сколько подобных разговоров приходилось ему вести с родителями учеников! Но умное, дельное письмо фрау Шуман понравилось ему. Сквозь законную материнскую тревогу в нем проступала энергия, твердость и решительное нежелание поддаваться иллюзиям и рисковать. Профессор был всегда прям с нашими родителями, а такую женщину, как фрау Шуман, он тем более не стал бы вводить в заблуждение. Он написал, что способности ученика не внушают сомнений, но не скрыл его недостатков. Если Роберту удастся победить свое нетерпение, горячность и упрямство, все будет хорошо.