Вооружен и очень удачлив. Трилогия
Шрифт:
— Вижу, что здорова, не ори так, в ушах звенит. Но они-то этого не знают. Кресс так и сказал: показательное дело, открытый процесс. Виселица обеспечена.
— Р-р-р-р-р! Пустите меня!
— Куда, Джульетта? — попробовал возразить актер. — Там гортань, опасно! Змий задушит тебя!
— Пусти, говорю! Я не позволю, чтобы над моим любимым Солли издевались! Пусти!
— Пусти ее, — посоветовала гадалка, подставляя под стекающий со стенки густой зеленый поток свой фартук. — Хочет женщина выйти — пусть идет.
— Вы не понимаете, у змия в гортани мельничные жернова,
— И что? Все равно ее уже считают трупом.
— Но она же погибнет! Просто так! И никто за это не будет отвечать!
— Почему никто? Муж и ответит. Тем более все равно уже сидит. Не страдать же ему безвинно. Это несправедливо.
— А! Делайте, что хотите, — сдался мужчина, выпуская из рук подол ночной рубашки Джульетты.
— Вот это правильно, — одобрила гадалка. — Эй, убитая! Пока ты не задушилась на самом деле, хочу спросить — как именно использовать фермент? Покажешь?
Но Джульетта не ответила. С решительностью быка, идущего на таран, она разбежалась и взлетела по стенкам гортани вверх и вперед. Из глубин желудка поднялась волна удушливого газа, змий закашлялся и начал судорожно сокращать мышцы.
— Прыгай! — заорал мужчина.
— Прыгай, а то раздавит! — поддержала его гадалка.
— Никогда! — оттолкнувшись от жесткого ребра, трактирщица со всей силы толкнулась головой.
Пока зверь пытался выкашлять застрявшую в горле помеху, Джульетта улучила момент и проскользнула в приоткрывшуюся гортань. Крик проваливающегося в темноту Дитера слился с хрипом змия. В последнюю секунду в подол ночной сорочки разъяренной трактирщицы вцепилась Куриная Лапка, зажимая под мышкой узелок с ферментом и ботинок…
Стоявший на страже у герцогского дворца охранник удостоился чести видеть редкое зрелище. Знакомая стена палаццо, облицованная благородным желтым мрамором и ранее ничем себя не запятнавшая, вдруг проявила крайне строптивый характер. Она нервно задрожала, роняя на землю отколотые мраморные плитки, и исторгла из себя двух всклокоченных женщин.
Охранник молча разглядывал странную пару.
Первая, в испачканной ночной сорочке с оборками, стояла, прижимая к груди грязный кошель и еще более грязный узел. Ее прическа напоминала заплетенные в косы иглы дикобраза, а руки ощетинились редкими, но толстыми черными волосками. Когда эта образина присела в глубоком реверансе и прошептала «Здравствуйте, пан», охранник невольно вспомнил прошлогоднее цирковое представление с дрессированными обезьянами и отодвинулся.
Вторая дама была — вот это сюрприз — Куриная Лапка. Но боже, в каком она оказалась виде! Волосы спутаны и ниспадают на лицо, одежда перепачкана цветными пятнами, в руке узелок, из которого капают на ковер зеленые капли.
— Пани Лапка! — огорчено вскричал охранник. — Кто вас так?
— Жизнь, милок, — многозначительно приподняв брови, сказала гадалка и в качестве доказательства стукнула себя в грудь зажатым в другой руке мокрым ботинком.
Не найдясь с ответом, охранник промолчал.
Стена тихонько икнула.
За кадром
— Пятый!
— Тише! — возмутился я. — Мы обшариваем спальни пятого яруса Башни, а вы орете как резаный!
— Не надо обшаривать, отбой. Чертенок покинул Башню.
— Вы издеваетесь? Он же только вернулся сюда!
— Сначала вернулся, а теперь развернулся! Автоматика показывает, что жетон теплый и что он направляется в сторону Восточного квартала. Примите факс.
Ого! Я прямо-таки зауважал себя со страшной силой. Иной полевой работник доживет до того, что рога отвалятся, а ни разу даже не поприсутствует при таком событии, как получение факса. А я удостоился чести уже во второй раз!
Вторая быстро сунула мне в руку какую-то бумажку, налипшую на голенище моего сапога, и мы благоговейно замерли навытяжку, как солдаты почетного караула.
— Пятый! — нетерпеливо буркнул куратор. — Ну что же вы?
— Ждем! — гаркнул я, с трудом удерживаясь от рвущейся с языка подобострастной приставки «с». — Где факс?
— У тебя в кулаке, дубина! — рявкнул куратор. — Что стоим, глаза таращим? Читай!
Я дрожащими руками поднес к лицу мятый листок (пардон, немного перенервничал от волнения) и замер, уставившись на сургучную печать.
— Что ты делаешь? — осведомился куратор.
— Смотрю на печать, — шепотом, чтобы не рассекретить тайну, сказал я.
— Смотри на буквы, умник! — выкрикнул куратор. — Надеюсь, ты их еще не забыл?
Оскорбившись и расправив простецкую бумажку (ей-ей, не пойму, отчего к этим факсам такое трепетное отношение), я вгляделся в первую строчку и… подпрыгнул от радости.
«В целях обеспечения выполнения важнейшего секретного задания Организации подателю сего оказывать всяческое содействие деньгами, питанием, нужным обмундированием, а также присвоить внеочередное полевое звание…»
Мечта всей моей жизни!
Я — секретный работник пятого ранга! Любой из наших теперь обязан помогать мне всем, чем может, а я… я…
Приятные грезы, однако, были прерваны самым бесцеремонным образом.
— Пятый! Пятый! — Наушник буквально раскалился от возмущения. Того и гляди, полетят брызги слюны.
— Пятый! Вы забыли о срочности задания! Прячьте факс — и за работу! Пятый! Немедленно летите в Восточный квартал! Прямо, направо, потом опять прямо и опять направо. Потом…
— Прямо, — снисходительно подсказал я. — Дом Чайхана. Мы только что были там, но ничего не нашли.
— Поищите еще. Может быть, глаза работника пятого ранга окажутся более зоркими. Пятый! Пятый! Что за шуршание?
— Снимаю повязку, — сообщил я. — Надоело смотреть на мир одним глазом.
— Как это вы решились явить миру боевую отметину? — хихикнул куратор. — Эта тонкая полоска шелка так вас украшала…
Только административная крыса может не знать, что украшения работникам пятого ранга уже ни к чему. Сам ранг — лучшее украшение. Вон как смотрит на меня напарница — прямо глазами ест. Приосанилась, живот втянула, грудь выпятила, ресницами так и машет: туда-сюда, туда-сюда, а взгляд такой умоляющий, просто неловко…