Вопреки судьбе

Gannel

– Вы правы, - наконец произнес Атос все с тем же спокойствием. – Вы сейчас просто нуждаетесь в помощи.

Он отвернулся, вставая полубоком к девушке, вглядываясь в темнеющую улицу за окном и словно показывая, что разговор окончен.

– Я не обману ваше доверие, - прошептала Лиз.

Атос то ли не ответил, то ли просто не услышал ее.

========== Глава 4, о том, что риск - благородное дело ==========

Д’Артаньян вернулся, когда уже стемнело. Но с удачей –

принеся мешочек монет, довольно тяжелый, а также весть, что на соседней улице сдается небольшая квартира в две комнаты.

– Полагаю, вы завтра сможете взглянуть на нее и решить, подходит ли она вам, мадмуазель, - завершил рассказ он.

Лиза осторожно бросила взгляд на Атоса. Судя по виду мушкетера, он предпочел бы, чтобы гостья немедленно убралась из его квартиры. Но вряд ли хозяева стали бы принимать поздних гостей, показывая им комнаты, а просто выставить за дверь юную девушку граф не мог. Поэтому он просто промолчал.

По губам гасконца же скользнула довольная улыбка.

Интересно, вдруг подумалось Лизе, а не подстроил ли д’Артаньян все это специально? Заметил, что его новому знакомому не очень приятно женское общество, и решил его «потроллить»? Вот только зачем?

Объяснения этому не было, и потому девушка отбросила странные мысли. Незачем гасконцу злить нового друга.

Конечно, было странно, что д’Артаньян подыскал квартиру себе, но так долго отыскивал жилье для девушки. Впрочем, если подумать, этому было легко найти ответ. Все же Атос согласился приютить даму и не может отказать ей, а вот юноша нуждался в собственном жилье и как можно скорей.

Зато гасконец нашел Лизе горничную. Мишель, бойкая пухленькая девушка лет семнадцати, убиралась в том доме, где мадмуазель предложили снять комнату. Но за хорошее жалованье субретка готова была прислуживать только госпоже, без “халтурки” уборщицы.

Лиза горячо поблагодарила юношу, сама она не представляла, где искать служанку. Не развешивают же здесь объявления на столбах? А без горничной с ее статусом нельзя. Хотя надолго ли хватит ее денег? Надо ведь еще приобрести хоть пару платьев соответствующего вида.

Д’Артаньян вскоре откланялся.

А Атос одним жестом пригласил девушку отужинать с ним. Мишель мгновенно сориентировалась и уже помогала Гримо подавать на стол. В то время как ее новоприобретенная госпожа не знала, как ей себя вести, о чем говорить, да и стоит ли говорить вообще.

– Что-то не так, сударыня?
– обратился к ней граф, заметив, что девушка недоуменным взглядом смотрит на свою тарелку.
– Вы привыкли к иным блюдам? Прошу меня простить…

– А, нет, все в порядке, - встряхнулась Лиза.
– Курица как курица. Что вы, не беспокойтесь!

Она даже не удержалась от усмешки. И правда, курица как курица. А есть ее можно прям как в детстве, потому что из столовых приборов ей предложили только нож. Кажется, вилку тут не используют, если ее вообще знают. Так что о манерах, старательно лелеемых в ней последние лет пятнадцать, придется позабыть.

И есть руками. Родители были бы в ужасе, бабушка уже лежала бы в обмороке. Ну а у нее нет иного выбора.

Лиза осторожно отщипнула белого мяса. И поняла, что дико проголодалась. Ну конечно, последний раз она ела… в другой жизни.

Девушка старалась есть медленно, неторопливо. Не хватает наброситься на бедную курицу с чавканьем и глотая слюни. Вон Атос как спокоен и невозмутим! Хотя он, конечно, такой всегда.

***

Граф на самом деле наблюдал за гостьей, но так, чтобы это не бросалось в глаза.

Очень странная девушка. Даже за столом себя ведет странно. Она голодна – это очевидно. Но едва ковыряет пальчиками мясо. А уж как она удивленно посмотрела на стол! Что ее смутило? Что ей подали курицу? Или что-то еще? Может быть, она впервые видит такие тарелки?

Ответов на эти вопросы не было. Как и с той странной книжицей, которую она показала. Пока гостья занималась туалетом, Атос долго пытался разобраться в тексте. Но преуспел мало, разобрал лишь несколько слов. Это не пролило света на личность девушки.

Более всего графа интересовали арабские цифры. Поэтому самое пристальное внимание он обратил на слова рядом. Такие слова из языка московитов он не помнил. Атос перебрал множество вариантов, больше других подходило словосочетание “день рождения”.

– Абсурд, - пробормотал он.

Граф готов был принять то, что мадмуазель Луиза родилась двадцать восьмого апреля. Но какого года? В книжице стояла арабская цифра, означающая тысяча девятьсот девяносто два. В Московии счет лет вели иначе, чем во Франции, православные считали от Сотворения мира. Но это не помогало, а только еще больше запутывало. Если считать так, то должно быть более семи тысяч, кажется. А вот разница в почти четыреста лет была необъяснима. О подобном летоисчислении он не слышал.

Приходилось признать, что там написано, вероятно, нечто иное. А это возвращало его к началу.

Вторым любопытным фактом была речь гостьи. То, что Атос сначала принял за акцент, по здравому размышлению оказывалось иной манерой общения. Путаница в словах или произношение здесь были не при чем. Девушка говорила иначе. Она почти не использовала в речи обращение, только когда надо привлечь внимание собеседника. Говорила она не просто бегло, а быстро и отрывисто. И это выдавало, что девушка знает язык хорошо, а причина ошибок в чем-то ином.

Мадмуазель часто глотала окончания, теряла артикли. Было похоже, что она торопится что-то сказать, даже когда ее речь была довольно медленной. Так не говорит никто, думал Атос. В обычной обстановке беседы всегда были неспешными. Собеседники не торопились перебить друг друга, редко какой спор доходил до подобного.

А вот девушка всегда говорила, будто перебивая кого-то, спеша сообщить что-то важное. Поэтому и говорила без прикрас. Даже для немногословного Атоса ее речь казалась сухой, словно запись в приходской книге.