Вопреки женской логике
Шрифт:
— Или вообще не делай, — пробурчал Демьян, — пусть страдает. Люди вокруг будут страдать, ты будешь страдать дважды, разрываемый противоречием и все умрут, — он блаженно вздохнул, услышав смешок рядом. Открыв глаза, наткнулся на пустые глазницы Смерти, поежившись невольно.
— Харьков, — хихикнула старуха с косой, тыча костлявым пальцем в ведущего машину Лаврова, — у тебя опять ничего не получится.
— Почему это?
Возмутился, прямо подпрыгивая, макушкой ударяясь и шипя от негодования, потирая ушибленное место.
— Потому что косячник ты! Не получится у тебя душу совратить, ты уже за ним,
— Тьфу, на тебя, старая, — сплюнул Антихрист, насупившись, — все выйдет. Договор подписал, щас душеньку еще одну угробим, дела пойдут как по маслу. Сын я Люцифера или не сын?
— Ты-то сын, но чет какой-то неудачный. Видать на тебе-то звезды не сошлись, — поцокала языком Смерть, к окну отворачиваясь.
— Ой, все!
Глава 13 — Житие святого Гордея
Университетский корпус технарей-ботаников, коими было принято считать всех, кто мало-мальски относился к инженерской профессии, располагался, чуть ли не на другом конце города от основного здания. Какой дурак проектировал учебное заведение, до сих пор загадка. Так, если у вас в один день сопромат и иностранный язык, мечешься, как подстреленный сайгак из одного конца в другой на маршрутках да метро.
Гордею повезло чуть больше. У него хотя бы была машина. Отвезя мать Светы, домой после массажа, предварительно выслушав очередной поток нравоучений, отправился точить зубы о гранит науки. Точнее сказать, помогать отстающим студентам его догрызать за существенную плату. Сессию закрыть хотели все, а вот мозгами Бог наделил не каждого.
— Дал Боже зайку, умом не наделил с лужайкой, — проскандировал, подъезжая к парковке, где уже мерзла пара нерадивых однокурсников, умудрившихся завалить половину зачетов из-за постоянных пропусков. Вечеринки студенческие — это хорошо, а еще студенчество твое будущее, хотя вот Гордей иногда думал о том, что это самое светлое далеко будет у него унылым, серым и скучным. Но все равно выбрасывал подобное из головы.
У него есть Светлана, разве нет?
«Она тебе вообще нужна?» — снова спросил голос в голове. Очень настойчиво так поинтересовался, будто рядом кто сидел.
Нужна, конечно, она была ему нужна.
— Правда, же? — спросил сам себя, выбираясь на улицу. Ледяной ветер сегодня особенно неистовствовал, бросая острые снежинки прямо в лицо, царапая кожу. Неприятно, особенно если в глаза. От неприятных ощущений даже слезинки появились первые, пока подходил к парочке.
— Принес? — Димка Сорокин потер ладони, успевшие замерзнуть без перчаток на таком холоде. Этот несчастный взор, лицо с отпечатком вселенского страдания. Будь Гордей более доверчивым, повелся бы, не зная, как обожает Сорокин прогуливать пары.
— Как договаривались. Утром деньги, вечером стулья, — нахмурился, покосившись на молчаливого Гришавского, делающего вид, что он тут не при чем. Еще бы, мажоры с ботанами общения не водят. Его сюда вообще отец запихнул, чтоб сыночек нерадивый хоть чему-то для будущего дела научился. Ни в сопромате, ни тем более в высшей математике Алексей ничего не смыслил, зато имел кучу денег, которые тратил на поправку
— Блин, Горд, ну ты торгаш, — закатил глаза Дмитрий, потянувшись к карману куртки, а Лавров плечами пожал, ежась на холоде. А ведь еще нужно в лаборатории помочь, проверить работы по просьбе преподавателя. На что не пойдешь ради будущего. Так, к примеру, Валерий Сергеевич обещал ему автоматом экзамен в следующем семестре.
— Давай быстрее, — процедил сквозь зубы Леха, окидывая взглядом территорию корпуса, будто ждал кого-то. У крылечка стояло несколько курильщиков, усердно дымящих паровозом, стойко выдерживая лютые минуса и шмыгая красными носами. Ничего такого, не считая нескольких девчонок в коротких юбках.
— Да приедет твоя Наташка, чего ты дергаешься? — отозвался Дмитрий, а Гордей замер, только протянул руку за деньгами, которые ему передавал одногруппник. Так вот застыл с кровными наперевес, вдруг поинтересовавшись, словно невзначай:
— Наташка?
Это не могла быть она, во всяком случае, не снова. Иначе складывается ощущение, что вселенная над ним издевается. Наверное, какая-то другая Наташка, совсем не Тараканова. Не смешная немного чокнутая роскошная блондинка, а брюнетка маленькая, или рыжая. Точно нет.
— Тебе-то че, ботан? — неприязненно отозвался Леша, ощерившись. Гордей открыл, было, рот, дабы ответить, как Сорокин встал между ними, привычно миролюбиво улыбаясь:
— Все-все, нормально все. Ну, спросил парень, чего такого? Нашему Горди все равно не светят такие девушки вроде Таракановой, — он озорно подмигнул, а Лавров все же почувствовал, как сердце забилось чаще. А еще неприятно резанули уши слова про то, что ему ничего не светит. Сразу почему-то захотелось заорать на весь белый свет, рассказывая каждому о знакомстве и чаепитии у него дома.
— И вообще у Лаврова девушка, которой он верен, как будто на него трусы с амбарным замком повесили, — заржал Димка, под насмешки Алексея. Снова неприятно, к тому же напоминание: Света, у него ведь Светка есть. Почему он опять о другой девушке думает.
Пока мысли свои в голове туда-сюда гонял, Гришавский что-то воскликнул, вырывая из подсознания собственного котла, где Лавров уже поставил на прогрев водичку из назойливых эмоций, дабы изрядно поварится в ней.
— Приехала, свали ботан! — рявкнул, натягивая на себя улыбку очарования, толкая ошарашенного Гордея в плечо. Парень нахмурился, но сказать ничего не успел, из знакомой маленькой машинки бодро выпрыгнула уже знакомая ему блондинка. Не одетая по погоде, в своей совершенно не греющей модной эко-шубке, зато хотя бы в шапке, вязанной с помпоном на светлых волосах, закутанная в его шарф. Приятно стало, она его услышала в прошлый раз. Даже рукавицы натянула.
Алексей сделал шаг вперед, руки раскидывая со словами:
— Натали, красавица, а я тебя жду.
Он направился к красавице уверенным шагом, собираясь обнять, а вот Гордей почувствовал нечто вроде отголоска боли, может даже обиды. Вместе эта парочка смотрелась прекрасно. Высокие, богатые, гламурные — канон для любой золотой молодежи. Со своими жизненными приоритетами да моральными наставлениями он никогда бы в подобную компанию не вписался. Но только вот горечь все равно неприятно давила где-то в районе груди.