Вопросительная история
Шрифт:
Ф. Приматиччо. Похищение Елены. рассказывали мифы 1530–1539 гг.
Получалось, правда, немного странно. Древние греки придумали театр, науку, демократию, спорт и много других полезных вещей. Но как-то уж очень с места в карьер. Только что не умели читать и писать – и откуда ни возьмись – философия, математика, литература. Греческий мир во всём его великолепии явился вдруг и неоткуда. «Разве так бывает?» – спрашивали скептики, но ответа не получали. Зато был, да и до сих пор есть, другой вопрос, на который можно получить любое количество ответов. Называется он «гомеровским». Кто сочинил «Илиаду» и «Одиссею» и есть ли в них намёк на правду? Сами греки считали сочинителем слепого старца Гомера и настолько им восхищались, что семь городов спорили за право называться его родиной. Города так и не доспорили, зато много веков спустя появилась английская эпиграмма:
Быть родиной Гомера захотели,
Когда он умер, семь богатых городов.
В котором, интересно, в самом деле
Живой поэт просил на хлеб и кров?
Затем о Гомере заспорили учёные. «Такие большие и прекрасные поэмы не мог создать один автор. Гомер – не человек, а собирательный образ», – утверждали одни. «Автор один, – не соглашались другие, – и звали его Гомер, но он чистый
Нет, не Гомер творец поэм, а, например,
Другой поэт по имени Гомер.
В самый разгар споров, в 1822 г., в немецком княжестве Мекленбург в семье пастора Шлимана родился мальчик, названный Генрихом. Почти через полвека, в 1871 г., он сообщил учёному миру об открытии гомеровской Трои. Той самой, которую греки 10 лет осаждали и в конце концов сожгли. Одни поверили, другие – нет, но все хотели знать подробности. Шлиман написал книгу о раскопанном городе и предисловие – о своей мечте найти Трою. Чуть позже картину дополнили биографы. Мечта откопать Трою зародилась в детстве, в деревне Нойбуков, где обитало семейство пастора Шлимана. Вместо сказок он читал детям Гомера, и маленькому Генриху было жаль Трою. В беседке пасторского сада обитал призрак предыдущего пастора, а из соседнего пруда еженощно подымалась дева с серебряной чашей. Так рассказывали селяне. А ещё они говорили, что рыцарь-разбойник похоронил своё дитя в золотой колыбели. И всякий раз, когда пастор жаловался на бедность, маленький Шлиман недоумевал, почему бы не откопать это сокровище? И люди в деревне были сродни её тайнам. Например, хромой одноглазый Густав. Этот неграмотный крестьянин обладал удивительной памятью и любую проповедь отца Генриха мог повторить наизусть. Больше всего Генриху нравилось слушать рассказы старожилов и воображать, как в один прекрасный день он откопает запрятанные сокровища. На рождество 1829 г. Генрих получил от отца книжку по истории с картинками мсье Жеррара. Была там и горящая Троя, нарисованная с такими подробностями, что Генрих обрадовался. Чтобы так нарисовать, художник должен был видеть. Значит, Троя исчезла не совсем.
Парис и Елена. Роспись краснофигурной вазы. Греция. IV в. до н. э.
– Папа, ты ошибся, Жеррар, наверное, видел Трою. Как бы он тогда рисовал?
– Сынок, это придуманная картинка.
– Но у Трои такие стены, как на картинке?
– Да.
– Тогда они не могли пропасть, они должны быть под землёй.Бегство Елены. Роспись краснофигурной вазы. Греция. V в. до н. э.
Отец возражал, Генрих настаивал на своём. Пора было спать. Сошлись на том, что надо будет Генриху как-нибудь попробовать покопать. До находки оставалось 42 года. В 13 лет Генрих Шлиман покинул родительский дом. Мама умерла, отец лишился должности и не мог содержать детей. Генриха отправили к дяде, но и там ему были не особо рады. В 14 лет Шлиман начал работать в бакалейной лавке. С 5 утра до 11 вечера. Так прошло пять лет. Однажды Генрих поднял слишком тяжёлую бочку, пошла горлом кровь. Оставаться на прежней работе он уже не мог. Да и надоела ему такая жизнь. Шлиман нанялся юнгой на корабль, отходивший в Венесуэлу. Но от берегов Европы не удалось отплыть далеко. Корабль потерпел крушение, лишь девяти пассажирам и морякам удалось выбраться на голландский берег. Остальные погибли. Выйдя из больницы и едва не умерев с голоду, Шлиман получил работу рассыльного за мизерное жалованье. Снова потянулись однообразно утомительные дни, но на этот раз – в Амстердаме, торговой столице мира. Сюда съезжались коммерсанты из разных стран Европы и разъезжались по всему свету. Коммерсантам нужны были переписчики и переводчики. Первым не было счёта, вторых не хватало. Шлиман решил стать переводчиком. Для этого, правда, требовалось свободно владеть иностранными языками. Шлиман начал с английского. На половину зарплаты он купил книги, включая роман «Векфильдский священник» Голдсмита, и принялся учить английский текст наизусть. Немецкий перевод был рядом. Драматическая судьба священника, всё потерявшего, но спасённого почти чудом, напоминала Шлиману собственную. Ждать чуда, однако, он мог только от себя. Шлиман разучивал роман дома и на работе, стоя в очереди на почте или разнося письма. Потом писал сочинения о чём-нибудь интересном и показывал их англичанину, согласному за небольшую плату исправлять его ошибки. Откорректированный текст он также учил наизусть. Шлиман считал, что у него плохая память. Но ежедневными многочасовыми упражнениями он натренировал её настолько, что, прочтя 20 страниц три раза, мог повторить их наизусть. Важно было учить вслух, привыкая к звучанию слов. Чтобы знать, как слова произносятся, Генрих посещал проповеди в англиканской церкви с бо́льшим усердием, чем прихожане – дважды каждое воскресенье.
Г. Шлиман. 1854 г. Самый ранний из известных портретов Шлимана.
Через много лет Шлиман напишет, что метод облегчить изучение языков подсказала ему нужда. Через полгода «облегчающего» метода он свободно говорил и писал по-английски. Ещё полгода ушло на французский. Случались и неприятности. Шлиман жил на чердаке, и однослойные деревянные перекрытия голландского дома доносили его голос до первого этажа. Соседи жаловались, хозяева дважды выгоняли жильца из его мансарды. А языки учились всё быстрее. Память натренировалась настолько, что язык давался теперь за шесть недель. Голландский, испанский, итальянский, португальский – через полтора года непрерывных занятий Генрих стал полиглотом. Однажды он явился в крупнейшую торговую компанию Амстердама – дом Шрёдера. Шесть языков свободно? В 22 года? Небольшой экзамен подтвердил, что молодой человек говорит правду. Шлимана взяли вести бухгалтерию и писать письма. Он оказался не только отличным переводчиком, но и прирожденным коммерсантом. Шлиману назначили приличное жалование. Однако Генрих не изменил привычек и взялся за седьмой язык – русский, которого в Амстердаме не знал никто. Через шесть недель он написал первое деловое письмо и побеседовал с русскими купцами, прибывшими закупать синюю краску индиго. После русского Генрих сделал перерыв, отложив овладение новым языком, чтобы изучить литературу на семи прежних. В 1846 г. торговому дому Шрёдера потребовался представитель в Петербурге. Шлиман отправился в Россию, чтобы провести там 20 лет. Это были нескучные годы. Коммерция увлекала его не меньше, чем языки. Он торговал индиго, маслом, свинцом, индийским чаем, американским золотом. Как и в случае с языками, его отличала скорость. Он многое успевал заметить раньше, чем конкуренты. В 1860 г. только ленивый не говорил в Петербурге о том, что скоро будет крестьянам воля. А Шлиман в это время молча скупал бумагу. И когда правительство собралось печатать афиши с объявлением Манифеста о воле для рассылки по огромной стране, бумагу оно приобрело у Шлимана. Бумажный бизнес не был для него главным. А что было главным – он и сам не знал. Может быть, всё-таки языки. Он продолжал их учить, включая и те, о которых давно мечтал – ново– и древнегреческий. Кроме того, он путешествовал, взяв за правило вести дневник в каждой стране на её языке. К 46 годам Шлиман стал очень богатым человеком. Можно было и дальше увеличивать богатство или отправиться на покой. Но Шлиман решил иначе: бросить бизнес и употребить своё состояние на поиски Трои.
Экспедиция Г. Шлимана у Львиных ворот Микен.
Странным выглядит решение преуспевающего предпринимателя, отца троих детей, бросить все дела, чтобы искать древний город, у большинства учёных считавшийся выдумкой. Эту странность не раз пытались объяснить. Сам Шлиман – детской мечтой, что началась с картинки. Другие – стремлением к славе. Один исследователь, прочтя сотни написанных Шлиманом писем, заключил, что причиной тому было горе, испытанное в детстве – смерть матери. Откапывая останки древних героев, Шлиман пытался показать, что воскресить былую жизнь возможно. Иные биографы говорят о подорванной деловой репутации и срочной попытке найти применение миллионам. А может, ему, знавшему уже полтора десятка языков, стало скучно и захотелось удивляться и удивлять? Что с того, что бо́льшая часть жизни осталась позади? Самое интересное ждало его дальше. Как бы то ни было, Шлиман закрыл своё дело и отправился в Париж изучать археологию. Пошёл третий десяток лет самообразованию, начавшемуся на амстердамском чердаке. Свои первые раскопки Шлиман провёл на Итаке. Он искал дворец Одиссея. Обнаружить его не удалось, и Шлиман отправился дальше по следам гомеровских героев. Его путь лежал в Турцию, на берега Босфора, туда, где Европа смыкается с Азией. За эти земли издревле шла борьба. Владевший Босфором контролировал один из главных мировых торговых путей. Вот почему и в древности, и в средние века, и в годы Первой мировой войны Босфор не раз служил яблоком раздора. Впервые это случилось в «троянском» мифе. Троя – могучий страж Босфора. Её десять лет осаждали греки, но где именно стоял этот славный город? Побережье Босфора велико, и холмов, скрывающих древности, там тоже немало. Какой из них Троя? С томиком Гомера Шлиман обходит эти холмы. Вот Бунарбаши. Немногие верящие в Трою считают, что это она. Ведь Гомер говорит о двух источниках, горячем и холодном. Шлиман насчитал их 34, а градусник довершил приговор – вода во всех была одинаково тёплой, 17° по Цельсию. Бунарбаши не годился на роль Трои. Зато годился Гиссарлык. По-турецки это значило «дворец». Шлиман верил древним словам. Просто так холм никто называть бы не стал. Значит, он и в самом деле скрывает дворец. Скорее всего, старца Приама, троянского царя. Холм стоял всего в километре от южного входа в Босфор. Если Вы задумали контролировать ворота между Европой и Азией, лучшего места для крепости не найти. В 1822 г., том самом, когда родился Шлиман, шотландский журналист Макларен опубликовал статью, в которой утверждал, что искать Трою следует на месте Гиссарлыка. Первым это попробовал сделать англичанин Франк Кальверт, американский вице-консул в Турции и владелец поместья на западной стороне холма. Как и Шлиман, он знал множество языков и верил словам Гомера. Именно Кальверт обратил внимание Шлимана на Гиссарлык. Не откладывая дела, Шлиман вступил в переписку с турецким правительством о разрешении на раскопки. Письма он, разумеется, писал на только что выученном турецком. В апреле 1870 г. раскопки начались. Шлиман, как всегда, следовал своим принципам: скорость и самый короткий путь к цели. Целью было доказать: Троя существовала, Троянская война – не выдумка, Гомер говорил правду.
Маска Агамемнона из царской гробницы в Микенах, найденная Г. Шлиманом.
Кратчайшим путём Шлиман избрал сквозную проходку холма. С севера на юг повели траншею 40 м шириной и 17 м глубиной. Шлиман был убеждён, что гомеровская Троя лежала где-то внизу и не могла не «попасться в сети». Это был неправильный метод, разрушавший постройки более поздних эпох. Именно этим неправильным методом Шлиман добрался до города, лежавшего почти в самом низу под слоями позднейших эпох. Стены города хранили следы пожара. В домах держали сосуды с совиными лицами. А разве сова – не птица богини Афины, до последнего помогавшей троянцам? Но, главное, клад, обнаруженный у крепостной стены за день до намеченного конца раскопок. Кубки, диадемы, кольца. Больше 10 тыс. предметов из золота, серебра и меди. Разве могло такое богатство принадлежать кому-нибудь, кроме царя Приама? Гомеровская Троя найдена – подытожил Шлиман и отправился дальше по следам гомеровских героев.
Большая золотая диадема из клада Приама.
C. Шлиман, супруга Г. Шлимана, в золотых украшениях из клада Приама.
Путь его лежал в Микены, город Агамемнона, вождя всех греков, вернувшегося из троянского похода, чтобы найти гибель в стенах родного дворца. Во дворе крепости, под многовековым мусором, там, где никто не думал искать, Шлиман провёл масштабные работы и обнаружил могилы, полные золота. Могилы рода Агамемнона, полагал археолог. Следующий на его пути – Тиринф, крепостные стены которого, по убеждениям древних греков, были сложены одноглазыми великанами-циклопами. Мощные стены и дворцовые росписи, обнаруженные Шлиманом, значительно отличались от вещей и построек, созданных руками классических греков. Это была другая Греция. Та, в которой рождались мифы. История Европы стала старше на восемь веков. Это был грандиозный успех. Вот только Троя не давала покоя. Не все поверили в открытие гомеровского города. Найдена ли Троя в действительности? Троя ли то, что найдено? Сомнениям критиков не было конца. Одолевали они и Шлимана. Поэтому он три раза возвращался в Турцию для новых изысканий. Что же было не так? Больно уж маленьким выглядел «высокий приамов скворечник» – всего 100 м в поперечнике. Следы пожаров на стенах, это, конечно, хорошо. Но неужто могущественной греческой армии потребовалось десять лет, чтобы спалить эту большую деревню, пусть и с каменными стенами? Гомеровские герои, оборонявшие Трою, все как один пользовались бронзовым оружием. Но в раскопанном городе попадались лишь каменные ножи. Хотя, с другой стороны, 10 тыс. ювелирных изделий в одном месте – это не шутка! Только великий владыка мог сосредоточить в своих руках такое богатство. Самым веским доказательством величия предполагаемой Трои был клад. Если, конечно, был.
Золотой браслет из клада Приама.
Через 100 лет после первых раскопок Шлимана были опубликованы его письма и дневники. В сравнении с газетной хроникой тех лет они нарисовали картину, несколько отличавшуюся от рассказов Шлимана в беседах с журналистами. Не было детской мечты найти Трою. Книжку с картинкой Трои отец семилетнему Генриху не дарил, купец 1-й гильдии Шлиман купил её много лет спустя в лавке петербургского антиквара. Искать именно Трою Шлимана побудила встреча с первооткрывателем Илиона Кальвертом. И кораблекрушения в юности по дороге в Венесуэлу не было. 19-летний Генрих без приключений прибыл туда, куда собирался – в Голландию. Однако Шлиман выдумывал не всё. Многие удивительные страницы его биографии не были опровергнуты новыми документами. Шлиман и в самом деле говорил на полутора десятках языков, овладевая новыми в считанные месяцы и даже недели. Тому было множество свидетелей. Правдой оказалось и его решение на склоне лет превратиться из преуспевающего бизнесмена в археолога, употребив бо́льшую часть своего состояния на поиски следов гомеровских героев. Но вот клада, судя по всему, не было. В гигантской траншее, пронзившей холм, рабочие Шлимана обнаруживали предметы разных слоёв и эпох. Шлиман собрал эти предметы и объявил их единым кладом, чтобы «придать вес» древнейшему сгоревшему поселению – тому, в котором он хотел видеть гомеровскую Трою.