Вопросы
Шрифт:
– Нет, мне нет… Мне…
Она приникла к его обнаженному крепкому телу.
– Я без майки не могу спать, – сказал доктор и потянулся за бельем.
Таня засмеялась. Было в нем что-то такое, что после распущенности «Фортуны» умиляло ее до слез. Ей хотелось поговорить с ним о сексе, но она не могла подобрать таких слов, которые не смутили бы Виктора. У Дима она спросила бы просто:
– Спать? Или еще по официанткам пойдешь?
И он снова стал бы целовать ее и заставлять просить прощения всеми известными ему способами.
– Спать? Или еще по официанткам пойдешь? – спросила она, не замечая, что говорит вслух.
– По каким еще официанткам?
– По медсестрам, – исправилась Таня.
– Медсестры у нас все старые. И вредные.
– Вредные старухи? Это меня радует. Можно тебя не ревновать.
– А мне… можно тебя не ревновать?
– К кому меня ревновать? Рига убит. И я никогда его не любила, – призналась Таня.
– А кого любила? – спросил он.
– Одного… другого человека. Мы жили в сети, как в паутине. И он в ней остался. А я вырвалась благодаря ему.
Таня умолкла.
– Поженимся? – спросил вдруг Вик.
Как честный холостой мужчина с больной совестью, он не мог не предложить этого незамужней девушке после секса. Таня засмеялась.
– Поженимся. Потом…
Взглянула на кисть правой руки без безымянного пальца. Виктор поднес ее ладошку к губам.
– Это ничего.
Худенькая, прозрачная, беспалая ладошка дрогнула в его руке.
– Ты очень добр. Никто не был так добр ко мне, как ты… И я думаю, что, несмотря на все, что я пережила, судьба все-таки любит меня.
Таня закрыла глаза, пряча слезы. Снова пронеслась мысль о Диме. Она вырвалась, она счастлива, она нашла себя заново, у нее есть будущее рядом с прекрасным человеком. А он?
Как он? Что его ждет? С кем он?
Дим?
Это была одна-единственная паутинка, которая тянулась за ней от сети. Таня – Дим. Дим? Как он?
Он не звонил. Не писал. Не искал ее. Но, несмотря на это, Таня никак не могла его забыть. Память не давала ей покоя. Замерев в какой-то точке, ее жизнь словно раскачивалась то в одну, то в другую сторону. И все прожитое-пережитое казалось значительнее, чем еще непрожитое, и перевешивала та чаша весов, где были «Фортуна», побережье, сеть и Дим, потому что там был Дим.
Она решила не заглядывать в прошлое, закрыв раз и навсегда шкаф со скелетами. Но с каждым днем ее беспокойство только возрастало. Таня чувствовала, что любит Виктора – живой, горячей, настоящей любовью, на которую оказалось способно ее сердце, что хочет иметь детей и крепкую семью – с ним, с ним одним. И в то же время что-то холодное, полузабытое, поднималось из глубины души и царапалось в сердце, как ветви деревьев стучатся в стекла во время ветра: «Впустите! Впустите!»…
Таня внезапно вздрагивала, оглядывалась на дверь. Подходила
– Что? – не мог понять Виктор.
– Мне показалось, что кто-то стучит.
– Нет.
Нет. Все было спокойно. Что же тогда? Цепкое, ледяное чувство тревоги, охватившее Таню, отодвинуло от нее и лето, и свадьбу с Виктором, и все их планы.
Каждую ночь она видела во сне, как идет через площадь к памятнику герою войны. Дим стоит рядом с памятником с фотоаппаратом на плече, поеживается от ветра и прячет покрасневшие руки в карманы короткой куртки. Потом замечает ее и улыбается. Он очень ярко, радостно улыбается – ей одной. Таня идет к нему, потом бежит, движение нарастает, налетает – все вокруг уже несется мимо нее с сумасшедшей скоростью. А она останавливается перед памятником – одна. Дим?
– Где Дим? – спрашивает она у прохожих.
Люди отворачиваются.
– Дим? – зовет она и просыпается от ужаса.
– Ты кричишь во сне, – сказал ей Виктор. – Зовешь кого-то.
Она пожала плечами. На миг удавалось забыться в объятиях Виктора, а потом снова начинало казаться, что кто-то царапается в окно и просит впустить в дом…
– Что с тобой происходит, Таня? – наконец, спросил Виктор прямо. – Раньше этого не было.
– Чего?
– Ты не кричала по ночам и не подходила каждую секунду к окну. Мы живем на четвертом этаже – никто не может стучать в окно, понимаешь?
– Я знаю. Но мне очень беспокойно.
– Кто такой Дим?
Она молчала.
– Ты зовешь его каждую ночь и просыпаешься в слезах.
– Мне снится, что я его теряю.
– Это так страшно?
– Во сне – да.
– А наяву?
– А наяву я его давным-давно потеряла. Вместе со своим безымянным пальцем.
– Это его ты любила?
Похоже, выпал вечер откровений.
– Да. Но это было давно.
Виктор больше не задавал вопросов. Танины сны стали спокойнее, но в то же время навалилась тяжелая безысходность, жуткая, непроходящая тоска. У Виктора, как назло, начался отпуск, он планировал то пикник, то рыбалку, а Таня смотрела за окно широко раскрытыми глазами и не могла понять, что же происходит. Чувствовала, что еще неделя таких кошмаров – и он примет ее за сумасшедшую, но ничего не могла с собой поделать.
А как-то поздно вечером в дверь постучали.
– Стучат! – воскликнула Таня.
– Нет, – ответил доктор машинально, но потом и сам услышал, что в дверь кто-то колотит – вовсе не робко.
Таня смотрела испуганно.
– Кто может прийти? – удивился Виктор. – Так поздно.
На пороге стоял Руст.
– Рустам! – вскрикнула Таня и бросилась обнимать его. – Руст, родненький! Ты нашел нас?!
– Ну, – Руст заулыбался. – По старым следам. Здравствуй, док! Бережешь Танюху?
Пожал доктору руку. Гостя усадили за стол. Нашлись и водка, и закуска. Таня смотрела на него во все глаза.