Вопросы
Шрифт:
– Не знаю. Ничего не слышишь?
– Тихо.
Помолчали.
– Что-то не так, – сделал вывод Дави.
– Тикает?
– Точно.
– Да ну!
Вышли из авто. Дави осмотрел машину.
– Ничего не нахожу. Но у меня чувство на такие штуки. И часы остановились. А часы у меня на это очень реагируют.
– Где тогда?
– Внутри где-то.
– Замкнута же была тачка!
– Выворачивать все надо, – сказал Дави.
– Это знаешь, чем может кончиться? Кишками наружу, – бросил Дим.
Поверил Дави,
– Если ничего нет, завтра тачку заберем.
– Нашего никто не возьмет, – кивнул Руст.
И через три шага за спиной загремело. Взметнулся в небо столб пламени, куски железа взлетели в воздух и приземлились на шоссе.
– Нехилое устройство, – Карась отвернулся.
– Не тикало, – сказал Руст.
– Нет, не тикало. Это новая штука, такие не тикают. Но часы у Дави заклинило.
Дим стоял молча. Чувствовал что-то жгучее внутри. Не сожаление о машине, не радость спасения, а какую-то отчаянную, детскую беззащитность, бесприютность под огромным черным небом. А мог уже вообще ничего не чувствовать.
Дави можно не благодарить: это его работа. Дим молча пошел дальше. Если бы он погиб, тот, кто угрожал ему, не достиг бы своей цели. Значит, был уверен, что Дим не погибнет. Знал не только, куда сунуть бомбу, но знал и о навыках Дави, и о его слухе, и об этой ночи, и о черном небе, и вообще обо всем – лучше самого Дима. Снова Дим почувствовал близость чего-то чужого, что вторгалось в его жизнь нагло и бесцеремонно, и прежнее жгучее, злое отчаяние захлестнуло с головой. Тот, кто угрожал ему, доказал свою осведомленность о каждом его шаге. Он был в сети…
– Будь оно все проклято! – выругался Дим сквозь зубы.
Так и шли пешком. Даже не позвонили ребятам, чтобы забрали с трассы. Шли за город, через степь – к морю, к своей «Фортуне». Шли молча.
И только у отеля, прощаясь с Димом, Дави спросил, глядя куда-то в сторону:
– А этот Карим, он…
– Оставь Карима! Я верю ему больше, чем себе.
– Время меняет людей.
– Время ничего не меняет, только проясняет многие вещи.
Дави пожал плечами, хотел было уйти, но Дим окликнул его и попросил, заметно смущаясь:
– Не говори только Тане… о том, что случилось.
– О взрыве?
– О взрыве, об этой машине. Не нужно ей знать ни о чем. Не проговорись, смотри! Она и так понимает, что жизнь не сахар-рафинад. Не хочу еще больше ее тревожить. Она – все для меня.
Дави усмехнулся недоверчиво.
– А сеть?
– Сеть – сама по себе, а Таня – сама по себе. Она – единственный человек, который не в сети, а просто рядом со мной. Я ее люблю. И это не проходит. И время ничего не меняет. Самому странно. Я вообще… равнодушен к людям, ты знаешь. В целом мире существуют всего три человека, к которым я способен что-то чувствовать. Таня – один из них.
Дави даже удивился
– А другие?
– Другие – мужчины, – усмехнулся невесело Дим. – Но, думаю, они тоже не обрадовались бы, узнав, что мою машину кто-то начиняет взрывчаткой.
– Я ничего не скажу, – кивнул Дави.
– Ну, давай. Смотри, держи язык за зубами.
Дим пошел к отелю. Дави еще постоял в задумчивости, а потом поехал к себе. Он не жил в «Фортуне» и не хотел оставаться тут надолго. Жить там, где работаешь, – не вполне здорово. Это значит, что твоя жизнь – это работа, и, кроме работы, у тебя нет никакой другой жизни.
А Дим вошел тихонько в свои «апартаменты», тихонько включил воду в душе. Потом лег рядом с Таней и обнял ее.
– Конспирация?
Он рассмеялся.
– Сказала бы, что не спишь – я бы хоть дверями погремел, ключами.
– Не могу спать, когда ты уезжаешь.
– Все прошло хорошо.
– Город для нас еще закрыт? – спросила она.
– Для нас открыты все города и страны мира, но визы… пока нет. Вопрос еще на рассмотрении… у генерального консула.
– Он нам не выдаст по ошибке визу в рай?
– В рай? Нет. Мне – наверняка туда дорога заказана, – усмехнулся Дим.
– Мне тоже – за компанию.
Дим привлек ее к себе и поцеловал. Снова откуда-то сверху упало черное слепое небо – без единой путеводной звездочки. Низкий потолок над его головой.
– Там ветер гудит снова… за окнами.
– Да. Мы еще пешком шли – ему навстречу.
– Пешком? А машина?
– Да так, пройтись захотелось. Идешь – простор, заводами пахнет. Степью, морем – всем сразу. Звездами, пылью, гарью, смертью – идешь, словно каждый шаг в пропасть, через всю жизнь – в никуда. Ничего, к отелю потом вышли.
– Я очень тебя люблю, Дим, – сказала вдруг она.
И смахнула слезы. Потом лежали молча, думали об одном и том же – о том, что долго этого не выдержит никто, что генеральный консул должен поторопиться с решением и выдать им визы – на тот или на этот свет.
Беззвездная ночь вошла за Димом в комнату, как бездомная собака, влезла в постель и легла между ними, поворачивая свою косматую грязную морду то к Тане, то к Диму.
На побережье не очень заметен приход весны. Деревья в парке еще мрачные и голые, море – по-прежнему серо-зеленое, холодное, и облака, разорванные ветром в клочья, носятся над «Фортуной», как обычно.
Когда Таня села в машину рядом с Дави, почему-то показалось, что «Фортуна» отступила и тотчас же, несмотря на то, что авто еще не тронулось с места, началось что-то другое. Приблизился город, запах весны и шум провинциальных улиц. Дави включил музыку.
– Жизнь била-била.., жизнь грела – спалила. Гагарин, я вас любила, о! – пело радио.