Вор комиссара Мегрэ
Шрифт:
У него на столе стояло три аппарата. Комната была просторной, стены, как и кресла, обтянуты бежевой кожей, ковер на полу – в светло-коричневых тонах.
Огромный письменный стол из палисандрового дерева был завален таким количеством папок, что для их разбора потребовалась бы дюжина секретарей.
– Садитесь, прошу вас. Чем могу угостить? Он подошел к низкому шкафу, который оказался баром внушительных размеров.
– Может быть, аперитив еще рановато, но я слышал, вы – любитель пива? Я – тоже. У меня есть превосходное… прямо из Мюнхена.
Он держался свободнее,
– Вчера вы застали меня врасплох. Когда я шел ужинать к своему другу Бобу, у которого я частенько бываю, я не думал, что встречу там вас. До этого я выпил две или три рюмки виски да еще добавил шампанского. Я не был пьян. Я никогда не пьянею. И все-таки утром я весьма смутно мог вспомнить наш вчерашний разговор. Жена упрекает меня в излишней болтливости и в чрезмерной горячности. Надеюсь, у вас не сложилось обо мне такого впечатления?
– Я понял, что вы считаете Фрэнсиса Рикена толковым парнем, у которого есть все возможности стать одним из ведущих режиссеров.
– Да, вероятно, я это говорил. Это мой принцип – делать ставку на молодых.
– А сейчас вы придерживаетесь иного мнения?
– Конечно, нет! Что вы! Однако есть некоторые нюансы. Я нахожу в этом юноше явную склонность к разбросанности, к известной анархии. То он переоценивает себя, то теряет всякую веру в свои силы.
– Вы говорили, что считаете эту пару очень дружной. Карю удобно устроился в кресле, положив ногу на ногу, в одной руке – стакан, в другой – сигара.
– Я это говорил?
Внезапно он встал, поставил мешавший ему стакан на столик, сделал несколько затяжек и принялся расхаживать взад и вперед по ковру.
– Я очень надеялся, комиссар, что вы сегодня придете.
– Я так и понял.
– Нора – женщина незаурядная. Хоть она никогда не бывает в моей конторе, можно смело сказать, что она моя лучшая сотрудница.
– Вы мне говорили, что она наделена даром медиума.
– Я это говорю в ее присутствии, потому что ей это льстит. А на самом деле она обладает изрядной долей здравого смысла и редко ошибается в людях. Я часто увлекаюсь… слишком доверяю… А она – нет.
– Иначе говоря, она служит вам своего рода стоп-краном?
– Пожалуй. Я твердо решил: как только получу развод, женюсь на ней. Да, в общем, мы и сейчас уже как муж и жена.
Чувствовалось, что ему стало труднее говорить, что он подыскивает слова, не спуская глаз со столбика пепла на сигаре.
– Ну, как бы лучше выразиться? Нора очень ревнива при всей своей незаурядности. Вот почему мне пришлось вам вчера солгать в ее присутствии.
– Сцена в спальне?
– Конечно. Разумеется, все происходило не так, как я вам рассказал. Софи действительно уединилась в спальне, чтобы выплакаться после того, как Нора зло съязвила в ее адрес – не помню, как именно, все мы тогда прилично выпили. Короче говоря, я стал ее утешать…
– Она стала вашей любовницей?
– Комиссар полиции, не колеблясь, констатировал бы факт адюльтера.
Он улыбнулся с довольным видом.
– Скажите, мосье Карю. Вероятно, в вашей конторе
– Верно.
– Полагаю, вы иногда этим пользуетесь?
– Это одна из составляющих нашей профессии. Все мужчины ведут себя одинаково, разве что не у всех одинаковые возможности. Вы сами, комиссар…
Мегрэ строго, без улыбки взглянул на него.
– Простите, если я вас шокирую. Так о чем я говорил? Я в курсе, что вы беседовали с некоторыми из наших друзей и еще вернетесь к этому. Предпочитаю играть в открытую. Вы слышали, как Нора отзывалась о Софи? Мне не хотелось, чтобы вы составили представление о бедной девочке по ее словам. Она вовсе не была карьеристкой и совсем не походила на женщину, которая ляжет в постель с первым встречным. Какой-то порыв толкнул ее, совсем юную, почти девочку, к Рикену, он обладает фатальной для женщин притягательностью. На них всегда производят впечатление страдальцы, честолюбцы, циники, мужчины с необузданным темпераментом. Словом, она вышла за него замуж. Она поверила в него. Ходила за ним по пятам, как дрессированная собачка, замолкала, если он не желал, чтобы она говорила, почти не занимала места, чтобы ему не мешать, и соглашалась на то неопределенное существование, которое он ей мог предложить.
– Она была несчастлива?
– Она страдала, но старалась не подавать виду. В общем, если он и нуждался в ней, в ее неназойливом присутствии, то бывали минуты, когда она его раздражала. Тогда он упрекал ее в том, что она для него обуза, мешает его карьере, говорил, что она глупа, как ослица.
– Это она вам сказала?
– Я об этом догадывался по некоторым репликам, которыми они обменивались.
– И вы стали ее доверенным лицом?
– Если хотите… Против воли, уверяю вас. Она чувствовала себя очень одиноко в чужой для себя среде, ей не на кого было опереться.
– Когда вы стали ее любовником?
– До чего не люблю это слово! Я к ней испытывал сострадание и нежность. Мне хотелось ей помочь.
– Сделать карьеру в кино?
– Да. Но она возражала. Она не обладала яркой красотой, на таких, как она, на улице не оглядываются, как на Нору.
– Итак, вы хотели «запустить» ее на орбиту?
– Да, я об этом подумывал.
– А с ней вы говорили?
– Очень осторожно.
– Где вы встречались?
– Я обязательно должен отвечать на этот вопрос?
– Иначе мне самому придется искать ответ.
– Я снимал меблированную квартирку, довольно изящную, комфортабельную, в новом доме на улице Франциска Первого. Чтобы быть совсем точным – на углу авеню Георга Пятого. В трехстах метрах отсюда.
– Минутку. Эта квартирка предназначалась только для ваших встреч с Софи? Или там происходили и другие свидания?
– Мы там встречались с Софи.
– Вы никогда не бывали у нее дома в отсутствие мужа?
– Был недавно – недели две назад. Она не позвонила мне как обычно. На улице Франциска Первого ее тоже не оказалось. Я позвонил, и она сказала, что плохо себя чувствует.