Вор времени
Шрифт:
— Вспомнил старую легенду? Но ты-то тут при чем?
— ЭТО ОДНА ИЗ МОИХ ОБЯЗАННОСТЕЙ. Я ДОЛЖЕН СОБЛЮДАТЬ ПРАВИЛА.
— Почему? Они же их нарушают!
— СКОРЕЕ, НЕ СОВСЕМ ТОЧНО ВЫПОЛНЯЮТ. ОНИ НАШЛИ ЛАЗЕЙКУ. Я НЕ МОГУ ПОХВАСТАТЬСЯ ТАКИМ БОГАТЫМ ВООБРАЖЕНИЕМ.
«Это очень похоже на Джейсона и Битву за Классный Шкаф», — подумала Сьюзен. В школе очень быстро начинаешь понимать, что фраза «Никому не разрешается открывать шкаф с канцелярскими принадлежностями» является не всегда понятным для семилетних детей запретом. Следует хорошенько продумать и перефразировать запрет, используя более четкую формулировку, к примеру: «Никому, Джейсон, несмотря ни на что, даже если кому-то показалось, что он
— Лазейку, значит, — повторила Сьюзен.
— ДА.
— Ладно, а почему ты тоже не можешь найти какую-нибудь лазейку?
— Я — МРАЧНЫЙ ЖНЕЦ. НЕ ДУМАЮ, ЧТО ЛЮДИ ОДОБРЯТ, ЕСЛИ Я НАЧНУ РАЗВИВАТЬ… СВОИ ТВОРЧЕСКИЕ СПОСОБНОСТИ. ОНИ ПРЕДПОЧИТАЮТ, ЧТОБЫ Я ВЫПОЛНЯЛ ПОРУЧЕННУЮ МНЕ РАБОТУ, КАК ОПРЕДЕЛЕНО ОБЫЧАЯМИ И УСТАНОВИВШИМСЯ ПОРЯДКОМ.
— И ты просто так возьмешь и уедешь?
— ДА.
— И куда же?
— В ВЕЗДЕ. КСТАТИ, ТЕБЕ МОЖЕТ ПОНАДОБИТЬСЯ ЭТО.
Смерть передал ей жизнеизмеритель.
Это был один из особых измерителей, чуть больше обычных. Она неохотно взяла его в руки. Он походил на песочные часы, но маленькие частицы, падавшие вниз, были не песчинками, а секундами.
— Ты ведь знаешь, я не люблю заниматься, ну, тем, что… связано с косой, — запротестовала она. — Это не… Ой, какой тяжелый!
— ЕГО ЗОВУТ ЛЮ-ЦЗЕ, ОН ИСТОРИЧЕСКИЙ МОНАХ. ПРОЖИЛ УЖЕ ВОСЕМЬСОТ ЛЕТ. КАК Я ВЫЯСНИЛ, У НЕГО ЕСТЬ УЧЕНИК. НО ЭТОГО УЧЕНИКА Я НЕ МОГУ НИ ЧУВСТВОВАТЬ, НИ ВИДЕТЬ. ОН ТОТ, КТО НАМ НУЖЕН. БИНКИ ОТВЕЗЕТ ТЕБЯ К МОНАХУ, ТЫ НАЙДЕШЬ ПАРНЯ.
— А что потом?
— ДУМАЮ, ЕМУ ПОНАДОБИТСЯ ТВОЯ ПОМОЩЬ. КОГДА НАЙДЕШЬ ЕГО, ОТПУСТИ БИНКИ. МНЕ БЕЗ НЕЕ НЕ ОБОЙТИСЬ.
У Сьюзен зашевелились губы. Некое воспоминание в ее голове столкнулось с некоей мыслью.
— Ты на ней уедешь? В везде? — спросила она. — Ты действительно говоришь об Абокралипсисе? Серьезно? В него ведь уже давно никто не верит!
— Я ВЕРЮ.
У Сьюзен отвисла челюсть.
— И ты правда собираешься так поступить? Зная то, что ты знаешь?
Смерть похлопал Бинки по морде.
— ДА, — сказал он.
Сьюзен искоса посмотрела на деда.
— Подожди, подожди, тут наверняка что-то кроется! Ты что-то задумал, но не хочешь говорить даже мне, верно? Ты же не собираешься просто дождаться конца света и как следует отпраздновать его?
— МЫ ОТПРАВИМСЯ В ПУТЬ.
— Нет!
— ТЫ НЕ МОЖЕШЬ ПРИКАЗАТЬ РЕКАМ НЕ ТЕЧЬ. НЕ МОЖЕШЬ ПРИКАЗАТЬ СОЛНЦУ НЕ СВЕТИТЬ И НЕ МОЖЕШЬ ПРИКАЗЫВАТЬ МНЕ, ЧТО Я ДОЛЖЕН ДЕЛАТЬ, А ЧТО — НЕТ.
— Но это же так… — Выражение лица Сьюзен изменилось, и Смерть вздрогнул. — Я думала, тебе не все равно!
— ВОЗЬМИ ЕЩЕ ВОТ ЭТО.
Сьюзен неохотно взяла у деда жизнеизмеритель чуть меньшего размера.
— ВОЗМОЖНО, ОНА СОГЛАСИТСЯ ПОГОВОРИТЬ С ТОБОЙ.
— Кто?
— ПОВИТУХА, НАЙДИ СЫНА, — сказал Смерть.
И он исчез.
Сьюзен посмотрела на жизнеизмерители в своих руках. «Ему снова удалось обвести тебя вокруг пальца! — закричала она на себя. — Ты вовсе не должна это делать! Поставь эти штуки на землю, вернись в класс к ученикам, стань снова нормальной! Хотя ты знаешь, что не сможешь так поступить, и он это знает…»
— ПИСК?
Смерть
— Помоги хоть чем-нибудь, — буркнула она и натянула поводья. — О боги, и почему я все это делаю?..
— ПИСК.
— Неправда! Характер у меня совершенно отвратительный!
Удивительно, но крови было не много. Голова покатилась по снегу, тело медленно упало навзничь.
— Теперь ты убил… — начал было Лобсанг.
— Секундочку, — перебил его Лю-Цзе. — Это может случиться в любой момент…
Обезглавленное тело исчезло. Стоявший на коленях йети повернулся к Лю-Цзе и подмигнул.
— Больновато-о-о.
— Извини.
Лю-Цзе повернулся к Лобсангу.
— Обязательно сохрани это в своей памяти! — приказал он. — Воспоминание попытается исчезнуть, но тебя ведь не зря учили. Ты должен заставить себя помнить: ты видел то, чего на самом деле не было, понятно? Помнить, что время куда менее неумолимо, чем думают люди! Если у тебя есть голова на плечах, ты все это запомнишь! Вот он, наш небольшой урок! Видеть значит верить!
— Но как ему это удалось?
— Хороший вопрос. Любой из них способен сохранить себе жизнь в определенной точке, а потом, если его убьют, вернуться в сохраненное состояние, — сказал Лю-Цзе. — Как им это удается?.. Понятия не имею. Настоятель посвятил исследованию этого явления почти целое десятилетие. Вряд ли кто-нибудь лучше его разбирается в этом вопросе. Думаю, это все кванты виноваты. — Он затянулся неизменной вонючей самокруткой. — Видать, до фига подсчетов было, раз в них никто, кроме него, ничего не понял [14] .
14
Йети Овцепикских гор, где магическое поле настолько интенсивно, что является неотъемлемой частью ландшафта, — одно из немногих живых существ, научившихся использовать управление личным временем для получения генетической выгоды. В результате у них развилось своего рода физическое предчувствие беды — то есть ты выясняешь, что именно с тобой случится, позволяя этому случиться. Столкнувшись с некоей опасностью или поняв, что его жизни может что-то угрожать, йети просто берет и сохраняет свою жизнь. Дальше он может идти совершенно спокойно, ибо знает: если что-нибудь пойдет наперекосяк, он очнется в том состоянии, в котором себя сохранил. И, что наиболее важно, заполучив воспоминания о событиях, которые только что произошли и которые никогда больше не повторятся, потому что и следующий раз он не будет себя вести как полный кретин. На первый взгляд это может показаться парадоксом, но это не совсем так, ведь, пусть даже произойдя, это никогда не случалось. Есть лишь воспоминания в голове йети, которые самотрансформируются в очень точное предчувствие неприятностей. Незначительные завихрения времени, являющиеся побочным эффектом данного явления, теряются на фоне тех возмущений, изломов и узлов, которое создает во времени любое другое живое существо.
— И как настоятель? — поинтересовался йети, вставая на ноги и беря на руки пилигримов.
— Зубы режутся.
— А. Перевоплощение. Всегда проблемы, — посочувствовал йети, переходя на бег длинными, пожирающими землю шагами.
— Говорит, хуже зубов ничего нет. То режутся, то выпадают.
— Насколько быстро мы идем? — спросил Лобсанг.
Бег йети напоминал непрерывную серию прыжков с одной ноги на другую, и ноги его были настолько гибкими, что каждое касание земли вызывало лишь слабое раскачивание. Оно почти убаюкивало.