Ворлок из Гардарики
Шрифт:
– Кто вы? – наклонившись к оттопыренному, заостренному уху, спросил Вратко. – За что вас убивали? – Не услышав ответа, повторил. Медленно, раздельно: – Кто. Вы. За. Что. Вас. Убивали.
Старик молчал, со свистом втягивая воздух.
– Не трогал бы ты его… – послышался из-за спины голос Асмунда. – Я знаю воинов, которые выживали после таких ран. Но он слишком стар и немощен.
На взгляд Вратко, коротышка слабаком не был. Ни в коей мере. Мало ли что борода седая! Зато плечо под одеждой крепкое, словно узловатый корень – никакой тебе старческой немощи.
– Пропустите меня! – Мария опустилась на колени рядом с раненым, взяла за руку. Замерла, закрыв глаза.
«Неужто кроме прорицаний она еще и врачевать может? – подумал новгородец. – Без снадобий, без заговоров, одной только силой воли»… В детстве ему доводилось слышать о бабке-знахарке, исцелявшей тех, от кого давно отвернулись лекари. Ее боялись, за глаза называли колдуньей, за спиной плевались от сглаза, но все равно, когда приходила нужда, бежали к старухе, падали в ноги, просили помощи. Правда, за три года до рождения Вратко знахарка померла, но воспоминания о ее искусстве жили в народе. Она могла выгнать кровохарканье, пристально посмотрев в глаза, сращивать изломанные кости наложением рук, помогала роженицам одним присутствием и тихой улыбкой.
– Ему очень больно… – тихо, словно опасаясь причинить карлику еще большее страдание, проговорила королевна. – Он не может ни о чем думать, кроме своей боли.
– Может, добить, чтоб не мучился? – серьезно предложил Рагнар, приволокший еще один труп.
Мария одарила его таким взглядом, что матерый викинг смутился и предпочел убраться в нору от греха подальше.
Вратко показалось, будто умирающий что-то говорит. Парень наклонился, приближая ухо к седой и жесткой бороде. Невнятные слова на неизвестном языке слетели с губ карлика:
– Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра…
Старик дернулся и застыл.
– Что он сказал? – отрешенным голосом произнесла королевна.
– Я не понял, – честно признался Вратко. – Первый раз слышу эту речь…
– Повтори.
– Первый раз слышу…
– Что он сказал, повтори! – Слова Марии хлестнули, будто плетка.
Новгородец так покраснел, что уши заполыхали. Но он выговорил, медленно и раздельно, стараясь копировать малейший оттенок чужой речи:
– Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра… Бхэ синн тэчадгэс Скара Бра.
– И правда, непонятно, – задумалась королевна. – Похоже на речь скоттов, что живут в горах на севере Англии… И все-таки отличается. Что такое «Скара Бра»?
«А что такое – „бхэ синн тэчадгэс“? – хотел спросить Вратко, но сдержался. – Вольно же тебе, княжна, вопросы дурацкие задавать»…
Вместо этого словен показал на старика:
– Он умер.
– Я догадалась. Он что-то хотел сказать перед смертью.
– А может, он просто прощался с миром на своем языке? – предположил Асмунд.
– Или молился своему богу, – добавил Олаф. – Скара Бра. Скара Бра… – Здоровяк повторил эти слова несколько раз, словно пробуя их на вкус. – Похоже на имя языческого бога.
– Скара Бра – это название здешних холмов. – Засмотревшись на мертвого старика, они не заметили, что лазавшие в подземелье вернулись. Теперь Халли Челнок, почесываясь по обыкновению, стоял у Вратко и королевны за спиной. – Местные жители не знают, на каком это языке. Никто из них не знал, что под землей кто-то живет.
– А я думаю, что кое-кто догадывался, – возразил Хродгейр. – И шел сюда не просто так, а наверняка.
– Почему тогда именно сегодня? – Мария оперлась на подставленную скальдом ладонь и поднялась с колен. – Почему перед нашим приходом?
– Кто-то связал воедино твои предсказания, Харальдсдоттир, с подземным поселением.
– Зачем их убили?
– Там все вверх дном! – махнул рукой Челнок. – Видно, искали что-то…
– Они искали то, что должно принести победу норвежскому войску! – с жаром воскликнул Вратко. Он и сам себе дивился, как в последнее время начал переживать за урманов. Будто за родных. Небось, если бы князь новгородский, Владимир Ярославич, в поход собрался бы, не так сочувствовал бы. Устыдился порыва и добавил уже тише: – Они хотели забрать это…
– А может, наоборот, понести перед войском? – прищурился Хродгейр. – Только хотели, чтобы именно их чествовали как людей, принесших победу и ратную славу войску конунга Харальда.
Халли хмыкнул недоверчиво и почесал поясницу.
– Не знаю я, о чем они мечтали, но убивали они, не задумываясь. Стариков, женщин, детей. Я не вижу в этом излишней славы.
Все невольно посмотрели на лежавшие рядком тела. Восемь мертвецов. И только двое из них прежде были мужчинами, способными постоять за себя. Обоих изрубили нещадно. Рядом с ними застыли окровавленные трупы четырех женщин – одной старухи и троих помоложе, старика, которого расспрашивали словен и королевна, и мальчишка-подросток. Сколько лет ему сравнялось, Вратко не рискнул бы предположить, так как малый рост убитого скрадывал года.
– Это все? – спросил новгородец.
– Похоже, что все, – ответил Халли. – А может, кого и пропустили… Темно там, хоть глаз выколи. А комнат много. Целую деревню упрятать можно, если постараться.
«Наверное, раньше их было больше… – подумал Вратко. – Жили с незапамятных времен. Прятались от скоттов, изредка добирающихся сюда через проливы, укрывались от урманов, приплывших на драконоголовых кораблях. А еще раньше они могли прятаться от того самого великана, о котором рассказывают легенды».
– Может, это цверги?[56] – высказал предположение парень. – Те, кто ковал для асов.
– Там нет горна и наковальни, – жестко ответил Хродгейр.
– Там еще кто-то есть, – вдруг невпопад сказала Мария.
– Откуда ты знаешь, дроттинг? – удивился Халли.
– Чувствую. Чувствую страх, голод и… ненависть… – перечислила королевна.
– Ненависть? – нахмурился Хродгейр. Взялся за меч.
– Ничего удивительного в том, – успокоил его исландец, – что выживший в такой переделке начнет ненавидеть тех, кто убил его родичей.