Воробей. Том 2
Шрифт:
— Поражаюсь я вам, Герман Густавович, — качнул головой царь. — Вы иной раз так скажете, что обыденные и простые вещи вдруг начинают казаться важными и сложными.
— Я имел в виду…
— Я понял, что вы хотели сказать, — резко перебил меня Государь. Все-таки гнев еще теплился в закоулках его души. Не часто ему сообщали, что в результате его реформ целые народы оказались обречены на жалкое нищенское существование. — Но и этого мало. Боюсь, что большая часть диких туземцев не смогут воспользоваться этой… льготой. Ну же! Герман Густавович! Докажите, что
— Это действительно было? — удивился я. — А что за остров?
— Было, было, — усмехнулся царь. — Так что? Появились какие-то мысли?
— Да, но…
— Снова «но»?
— Именно так, Государь, — снова поклонился я. — Идея не слишком хорошая, ваше императорское величество. Ибо может надолго отложить вхождение инородческих народов в лоно империи, в качестве равноправных членов.
— Но гарантирует выживание туземцев?
— Несомненно. И, кроме того, повышает значимость признанных империей лиц приравненных к дворянскому сословию.
— Даже так?! И что же это?
— Все просто, ваше императорское величество. Нужно выделить определенную долю с концессионных выплат в пользу формальных владельцев земель. Ну и создать систему штрафов на тот случай, если туземные князьки примутся проматывать средства. Либо они все станут жить лучше, либо никто из них. Идеальным стал бы вариант, при котором туземные племена станут получать свою долю не деньгами, а, скажем, тканями, зерном или еще какими-нибудь товарами, для них значимыми.
— Остается только выяснить, какую часть доходов казна может безболезненно пожертвовать инородцам, — кивнул Никса. — Известно же сколько именно мы получаем концессионными платежами?
— Конечно, ваше императорское величество, — на такие вопросы я был готов отвечать в любой момент. Ночью меня разбуди, скажу. — Порядка семнадцати миллионов в целом по империи, или около четырех по западносибирскому наместничеству. Даже десяти процентов от этих средств будет довольно, чтоб на протяжении года кормить всех инородцев страны.
— Всех не нужно, — поморщился царь. — Иудеи, степняки, туркестанцы… Эти вполне обойдутся и без нашего участия.
— На землях вами перечисленных инородцев обычно и не имеется концессий, ваше императорское величество.
— А, ну да, ну да… А что же касаемо тех племен, в месте жительства которых не сыщется никаких, заслуживающих внимания, ископаемых?
— Право на рыбную ловлю и пушного зверя тоже передается концессионально. Да и мало таких племен, где бы вообще ничего интересного не было. В тундре если только…
— Готовьте закон, Герман Густавович, — решил Государь. — И вы, кажется, будущим летом имели желание посетить Томскую губернию?
— Истинно так, ваше императорское величество.
— Разберитесь там на месте… Все ли действительно так плохо, как докладывают эти ваши… делегаты. Или хитрые инородцы хотят хоть что-то заполучить от империи. Поручаю это дело вам, господин Лерхе. Ибо знаю и верю, что никто кроме вас этот груз с наших душ снять
* * *
Раз уж так вышло, что мой Государь не дожил до того момента, как я таки добрался до Сибири, значит груз, о котором он говорил, лежал теперь на мне. Самое поганое во всей этой ситуации было то, что, по хорошему, следовало бы самому собрать отряд и объехать хотя бы близлежащие селения туземцев. Да только на это оставшихся дней ставшего вдруг невероятно короткого лета никак бы не хватило. Оставалось только опросить людей, по торговым делам, либо по долгу службы, бывавших в селищах и стойбищах. Ну и узнать, что, собственно, думают о нуждах туземцев люди, часто с ними сталкивающиеся. Пока же у меня не было ничего, кроме сухих цифр статистики, челобитной инородческих князьков и понимания того, что в будущем, остатки туземных народов так станут относиться к своим русским соседям, как мы сейчас позаботимся об их выживании.
— Полноте вам, Герман Густавович, — отмахнулся от меня Супруненко, когда я за вечерним чаем поделился с ним проблемой. — Неблагодарная это тема. Глухая. Оно ведь как? Встань мы грудью на защиту интересов инородцев, так думаете они нам спасибо скажут? Отнюдь! За слабость нашу примут. Подлый народишко. Пока их в кулаке держишь, они тебя за власть принимают. Стоит только чуточку пальцы разжать, наглеть начинают. Требовать чего-то.
— Но, согласитесь, Андрей Петрович, — слабо улыбнулся я. — В какой-то мере, они имеют право. По большому счету, мы пришли и отобрали у них землю. А их самих загнали в резервации. В дебри…
— Пф, — фыркнул Супруненко. — Забавная точка зрения, ваше высокопревосходительство. Изуверская. Так вот англичане любят высказываться. Дескать, злые русские поработили малые сибирские народы, и теперь всячески примучивают. А сами в Индии такие непотребства творят, что весь прогрессивный мир должен бы содрогнуться от омерзения. Но, нет. Вместо этого всюду говорят о тяжком бремени белого человека, и о цивилизаторской миссии просвещенной Европы.
— Это да, — хмыкнул я. — Есть такое. Но это не умаляет наших заслуг. Мы действительно триста лет только и знаем, что требовать с инородцев дань, и все глубже и глубже загоняем их в совершенно неприемлемые условия существования.
— А я вам сейчас историю одну расскажу, Герман Густавович. Сам услышал в пересказе, но коли в том надобность будет, можно и реальных участников событий в Томск вызвать и расспросить…
— Ну-ка, ну-ка? — заинтересовался я.
— Лет этак с двести назад экспедиция очередного немца… простите великодушно, никоем образом не хотел вас обидеть…
— Я понимаю. Что поделать, если природные богатства Родины прежде искали только немцы.
— Да-да. Именно что! Так вот. Имя того славного господина я естественно не припомню, но в числе прочего, отыскал этот рудознатец железную гору. Нормальная такая сопочка в Шории, сложенная железной рудой с высочайшим содержанием.