Воробышек

Ро Олли

Заглушив мотор, я закрыл глаза и вспомнил, как ночью столкнулся с отцом в коридоре.

С невероятно довольным и умиротворенным лицом он шагнул в темный коридор, едва не столкнувшись со мной нос к носу. На нем были лишь домашние мягкие хлопковые брюки. На покрытой темной порослью груди четко прорисовывались рельефы мышц. На животе хорошо угадывались некогда упругие кубики. Руки сильные, с жилистыми запястьями, переплетенными тугими венами. Легкая седина в аккуратной стрижке, лихорадочный блеск в глазах…

Впервые я рассматривал отца, как соперника.

Отмечая привлекательные черты, на которые непременно обратил бы внимание на месте Евы. Мысли о том, что происходило между ними все это время за закрытыми дверями, собственно говоря, и не дали мне спокойно уснуть.

К слову, стоит отметить, что и взгляд отца был точным отражением моего собственного. Изучающий. Скользящий. Внимательный. Оценивающий. Цепкий. Не отеческий абсолютно. Проницательный. Однако, он легко смахнул с лица конкурентное выражение, сменив его на широкую открытую улыбку. Такую улыбку отец многие годы посвящал лишь мне.

– Как хороши ночи, когда в твоей постели горячая и такая отзывчивая на ласку страстная кошечка, - мечтательно улыбается отец. Его слова, словно нож, бьют точно в мое сердце, а фантазия дорисовывает остальную картину. Такое чувство, что я сам проворачиваю на сто восемьдесят градусов холодную сталь острого лезвия.

– Разве для этого обязательно жениться? – стараюсь говорить ровно, хотя внутри кипящая лава, готовая вырваться наружу испепеляющим все вокруг фонтаном.

– О, сынок, на женщине стоит жениться даже за меньшее. Хотя бы, скажем, за рот…

– Рот? – прикидываюсь я идиотом, вот только бушующая лава растекается по венам, сжигая меня заживо.

– Рот…который умеет вовремя молчать, вовремя говорить, вовремя ласкать… Ты еще очень молод, но уже вполне мужчина, так что можно откровенно, ведь так? Так вот, поверь на слово – умение правильно пользоваться собственным ртом, можно считать самым важным талантом у женщины. Можно быть не первой красавицей, не уметь готовить, не иметь образования, но способность в нужный момент захлопывать свой прелестный ротик, ну и, конечно же, сосать – с лихвой перекрывает такие недостатки.

Я не знаю, что ответить на отцовскую тираду. Впервые мы ведем подобного рода диалог. Мне даже кажется, что мужчина напротив абсолютно чужой и незнакомый человек. Вениамин Гусь, которого знаю я, никогда не стал бы обсуждать оральные таланты не то что своей избранницы, а в целом не поднял подобную тему. Это все ниже его достоинства.

Невпопад киваю, не в силах вымолвить ни звука. Если до этого момента еще была мизерная мечта о том, что Ева удостаивала подобной ласки только меня, то теперь эти грезы безнадежно разбиты.

Не только меня.

Ловлю себя на мысли, что лишь с малышкой Арент я прочувствовал всю интимность, всю уязвимость и чувствительность близости подобного рода. До того, как ощутил ее неумелые, но такие жадные и пылкие ласки, никогда не задумывался о том, что оральный секс, особенно самый первый, требует уникального доверия к партнеру. Разве просто впервые опуститься на колени перед человеком,

чтобы губами, языком, дыханием ласкать в сокровенных местах, не чувствуя при этом унижения, оскорбления, обиды? Разве получится с первым встречным чувствовать себя на равных, даже когда подчиняешься, когда твои волосы сгребли в охапку, чтобы взять рот глубже, быстрее, грубее? Разве можно получить личное удовольствие, доводя до экстаза партнера, к которому по большому счету ничего не испытываешь?

Лично я так не умею.

И отчего-то наивно полагал, что Ева такая же.

Для меня она с первого взгляда была особенной.

Какой-то неуловимо знакомой, до боли родной. Своей. Той, перед которой не только не страшно встать на колени, но и очень хочется.

Что это?

Насмешка судьбы?

Или я в принципе один так считаю? Может, для женщин в этом плане все проще? Может, они запрограммированы самой природой на подчинение? Может, для них отсосать – обычная прелюдия, сродни поцелуям в шею? Взять хотя бы Комарову… Да что Комарова?! Любая из моих сексуальных партнерш, может и без великого удовольствия, но вполне охотно делала мне минет. Каждая.

Без исключения.

И все же с Евой наивно хотелось верить в свою исключительность.

И верилось.

Ровно вот до этой минуты.

Так и не нахожу, что ответить отцу, пауза затягивается.

– Пойду невесте воды принесу, устала, горлышко першит… - отец как-то похабно подмигивает и спускается в темноту.

Все, что мне остается – стиснуть зубы и вернуться в комнату. И постараться. Очень постараться уснуть…

…

Вспоминаю утро. Глупо все так. Отчего я считал, что один Евин минет и бесконечно сладкие поцелуи дают хоть какое-то право на безраздельную власть над ее сердцем? С чего я вообще взял, что в ее сердце есть хоть маленький клочок, занятый мной?

Она такая же, как Комарова. Ничем не лучше. Только если первая идет к своему удовольствию, то вторая предпочитает играть в агента 007. И о любви тут даже речи быть не может.

Повел себя по-идиотски. Вот только даже сейчас понимаю, что иначе бы не смог. Не сумел. Слова отца стали последней каплей, перевесившей чашу терпения и спокойствия. Видел же, как ее зацепили слова про девственность. Чувствовал, что обидели. Но остановиться уже не мог. Эмоции зашкаливали, нарастая словно летящий с горы снежный ком, пока в конце концов не разлетелись тысячей ледяных ошметков.

Твою мать.

Ну не может же она быть настолько циничной и беспринципной сукой?! Ведь нет? Видел же ее глаза. Чувствовал, как тянется ко мне. Ластится. Льнет. Растворяется.

Такое нельзя придумать. Хотя… возможно, она прекрасная актриса.

Даю себе установку не думать о Еве. Не ругаю сам себя за проявленную слабость и эмоции. Все потом. Сейчас Семеновна. А после Смирнова. Елена Павловна готова провести очередной сеанс гипноза. У меня самого сейчас в жизни полно темных пятен, чтобы всецело посвящать свое время на разгадывание тайн и мотивов поступков Женевы Арент.