Воробышек
Шрифт:
– О, как! Слышь, Герасим?! Королев и Воробьева! Все геройские звездочки в сборе!
Однако, дурачок удивительным образом успокоился и молча, с серьезным лицом наблюдал за происходящим.
– Вот что, звездочки. С вами, конечно, очень весело, но пора заканчивать этот цирк. Эх, жаль на детей заказов нет. Выгодный товар… Ну да ладно. Сами решим этот вопрос! Да, Герасим?!
Затем старикашка резким движением вынул руку из кармана и вколол в шею Гели какое-то лекарство. Девчонка
Вот именно, что ничего.
А потом свет меркнет. Потому что сука-сынок-Герасим в очередной раз бьет мне в затылок.
В бессознательном состоянии я понимаю, что вот-вот вынырну обратно в реальность. Но я не хочу этого! Мне надо назад! Туда! В этот сырой, пропитанный кровью и ужасами подвал!
Вы когда-нибудь пробовали вернуться в свой сон, когда уже проснулись? Когда уши уже улавливают звуки будильника или чей-то голос, а глаза все еще там – в ночных видениях. Это как пытаться забыть кошмар. Только наоборот.
Отчего-то возникает уверенность, что ни в коем случае не нужно открывать глаза, иначе воспоминания развеются. А мне мало. Мне слишком мало тех крупиц, что выдал сегодня мой скупой трусливый мозг.
Хватит прятать голову в песок! Пришло время взглянуть своим страхам в глаза!
Слышу голос доктора Смирновой. Ровный, спокойный и в то же время твердый.
– Сконцентрируйся, Егор. Не давай эмоциям взять над тобой верх. Это воспоминания. Ты можешь их контролировать. Ты – бог в своей голове. Иди на свет. Почувствуй его внутри себя. Это все уже было. Ты уже знаешь все ответы. Разреши себе вспомнить. Отбрось страх и сомнения. Какой бы ни оказалась правда, ты сможешь ее принять. Уже принял. Ты больше не беспомощный ребенок. Тебе больше ничего не угрожает. Позволь себе вспомнить. Иди на свет.
Ее голос становится все тише и тише. Теперь он звучит словно сквозь толщу воды, задевая слух лишь легкими вибрациями. А затем вокруг меня образовался вакуум. Всеобъемлющая пустота и тишина.
Безмолвное ничто.
Ощущение длится недолго, не позволяет испытать тревогу или волнение. Пару секунд. И я вновь в прохладном сыром помещении, наполненном вонью мучительной смерти. Старательно пачкаю тоненькое тельце Гели черной густой кровью вперемежку с грязью бетонных полов.
«Старательно выполняю свое задание. Тороплюсь. Времени мало – мне об этом никто не говорил, но я чувствую необходимость ускориться. Возможно, так действуют на меня запредельные дозы адреналина, инстинкты подстегивают тело и мозг, вопят о смертельной опасности.
Слышу металлический лязг сверху – кто-то вернулся!
Герасим округлившимися глазами и нервными руками жестами указывает на шкаф – прячься! И я прячусь. Но не в шкафу, а в стоящей в углу проржавевшей пустой бочке. Дурачок накидывает вместо крышки какую-то старую мешковину, воняющую плесенью и чем-то еще мерзко-тошнотворным.
Едва он отходит, как я слышу суровый голос.
– Ты зачем
Герасим мычал и наверняка размахивал руками.
– Они не влезут втроем в гроб! А он последний! Две большие еще войдут, но мелкая точно нет. У тебя ее спрячем – на сиротском! Прикопаем в старую могилку – никто не хватится, да и не заметит! Бери эту Настю. Тоже дура, вся в папашу! И ты – дурак! Братца ее упустил. Теперь лови его!... Конечно, будем молчать! Узнает – головы нам не сносить!
Слышу шорохи и чертыханья старика, прерываемые время от времени мычанием Герасима. Сижу и не высовываюсь.
Когда звуки стихли, осторожно выглядываю. Тела Насти здесь больше нет. Геля лежит, не подавая каких-либо признаков жизни.
И мне, наверное, должно быть страшно. Правильно было бы расплакаться. Впасть в истерику. Кричать от ужаса. Зайтись в припадке и колотиться головой о стены. Но нет. Во мне будто поселилась звенящая пустота. Как будто кто-то нажал невидимый стоп-кран на эмоциях, блокируя их, как колеса разогнавшегося поезда, готового в любой момент сойти с рельс.
Торопливые шаги на лестнице вынуждают меня вновь нырнуть в темную глубину ржавой бочки, воздух которой пропитался затхлостью укрываемой ее тряпки. Чувства мгновенно обостряются, потому что эти шаги совершенно иные. Не такие мягкие и шаркающие, как у Ефимыча. Не такие рваные и неуверенные, как у Герасима. Они стройные, гулкие, четкие, как военный марш.
Это кто-то третий.
Кто-то, кого я еще не видел.
Кто-то, кто здесь главный.
Вонь внутри бочки становится практически невыносимой. Меня очень сильно тошнит и кружится голова. В ушах гулко пульсирует кровь, создавая ощущение белого шума. Я уплываю.
Теряю связь с реальностью.
Теряю сознание.
Мне нечем дышать.
– Припрячем на сиротском, - слышу голос. Кажется, он принадлежит старику.
– Займитесь ею, - звучит приказ, - Здесь я все доделаю сам.
Этот голос… Интонации… Как будто знакомы мне… Но то ли от недостатка кислорода, то ли от ударов по голове, тело наливается слабостью, унося меня прочь из реальности…»
– Тшшш… Тихо-тихо, Егор, - слышу ласковый голос доктора Смирновой, - Не поднимайся пока. Помнишь, никаких резких движений, хорошо?
Киваю в ответ.
– Голова болит.
– Я предупреждала, Королев. Нельзя часто проводить сеансы. Необходимо давать мозгу передышку. Держи, выпей воды. И еще вот это.