Ворон. Тень Заратустры
Шрифт:
– А надо?
– Всему свое время, – рассмеялась она.
– Во-во. Когда сказать нечего, моя мать употребляет то же самое выражение. Аргумент на все случаи жизни.
– Скажи, как же тебя зовут на самом деле?
– Эй, чаровница! Интересуешься истинным именем? Что ты с ним делать будешь?
Вопрос удивил Надю. Что за странное совпадение, совсем недавно бабка Анна сказала ей: «Знание истинного имени может достать и со дна морского. Ведомо оно только матери».
– Я обидел тебя? – Взяв в ладони ее лицо, он заглянул в подернутые сине-лиловой пеленой глаза.
– Обижаются на равных, – усмехнулась Надежда.
– Не понял… – Ленчик сжал зубы.
– Это у тебя от страха. Такого же вечного, как весь человеческий мир. Женщина – вот твой страх.
– Сгинь, инфекция.
Он рухнул на спину, фривольно раскинул ноги. С потолка свисали струпья паутины. От стен пахло сыростью. Ему до животных колик не хотелось оставаться одному. Все эти дни он подогревал свое самолюбие, мысленно перебирая подробности их первой ночи. Их? Ленчик Вишневский задумался. Первая – да. Для нее – во всяком случае. В каком-то смысле и для него…
– Ты еще здесь? – Он приподнялся на локте.
Перед самым носом раскачивалась паутинка с крохотным паучком. Десант высадился на его грудь, покрытую рыжей курчавостью. Ленчик судорожно скреб руками по груди, по шее. Отбивался что было мочи. Надька закатилась от смеха:
– Так еще и пауков боишься!
– Да всего я боюсь. Ненормальный, понимаешь? Нервный очень. – Он понемногу приходил в себя. – У меня родители облученные. Вот и получилось… – Он развел руками. – Псих. Последыш гениального брата. Он у нас – полчаса до Шнитке или кого там еще. Ему доза радиации только на пользу пошла. А я не удался. С самого начала задом наперед вышел. К тому же ждали девочку, Ривкой ее хотели назвать, а получился я. Ну, назвали в честь бабкиного отца – Лев. Бабка тоже с причудами оказалась. Запишите, говорит, Лео. Отец, мол, уважаемый человек в местечке был. Раввин. Князья его называли по-своему – Лео. Какие, на хрен, в местечке князья? Ленчик я. Ржавый.
– Это я поняла. – Бледная как полотно, она требовательно попросила: – Поясни про дозу.
– Думаешь, мне рассказали? – Злая усмешка перекосила его рот. – Слышал, что родичи работали на закрытом предприятии. Сначала на Урале, потом – в Ленинабаде. До остального сам допер: все, что хапнули, – на мне вышло. Да к черту все это. Не хочу. А ты не боись, эта доза – она не заразная. Половым путем не передается.
Надежда положила голову на его грудь. Она видела, как пульсирует на шее венка, слышала, как бьется сердце. «Зачастило…» – вслушивалась она в этот внутренний ритм. Левкины пальцы путались в ее волосах, скользили по поверхности, будто боялись увязнуть в паутине.
– Ну какое же ты бревно! – радостно заявил он.
– Что я не так сделала? – неожиданно смутилась Надя.
– Ты ничего не сделала.
– А мне показалось, больше, чем следовало.
– Не дуйся. – Опрокинув ее лицо, он едва дотрагивался до него губами. – Бревно. – Старался он не дышать. – Роскошное, хвойное.
Он зажал губами ее рот, язык слизнул влагу. Ненасытное желание охватило Лео, зубы вонзились в спелую мякоть. Надежда вскрикнула, отпрянула в недоумении:
– Зверь.
– Опять сделал больно? Прости. Все мы звери. – И настойчиво потянул ее плечи на себя: – Музыки не хватает.
– Ну да, – неожиданно рассмеялась она. – Любимый концерт: «Энималс».
– Верно? И у меня. – Он опрокинулся на спину, раскинул руки. – Сдаюсь. Видишь? Я в твоей милости. Возьми меня. Сама.
– Как? – растерялась девочка.
– Делай со мной все, что хочешь! Можешь даже подушку на морду положить.
– Чтобы не подглядывал?
– Именно.
Он чуть прикрыл глаза. Мягкий янтарный свет опушился золотом ресниц. Веки подрагивали. Внезапно обрушилась подушка.
Пространство перевернулось. Все плавало, кружилось, переворачивая их тела. Не было Времени. Все стало единым. Единое Движение. Единая Энергия. Как слившееся дыхание. Общая, как пульсирующая кровь. Сполох света озарил Пространство. Свет наполнил каждую клеточку тел.
– Фейерверк! – ухнул Левка. – Извержение Везувия.
– А у меня небо светится точечками, – сказала Надежда, прислушиваясь, как внутри растекается привязавшаяся мелодия из другого концерта «Пинков». «Wish you were here…» – стонал в груди кричащий голос, звал ее куда-то, искал вместе с нею неведомо кого.
И крутилось небо над головою. Сердце Скорпиона пылало красной звездой…
– Антарес. – Надя тихо смеялась. Вдруг села, укрывшись подушкой. – Ты на Сиеме бывал?
– Где-где?
Он продолжал гладить ее нагие плечи. Руки стали сдержаннее, движения не столь порывистыми.
– Ущелье в горах. На сорок седьмом километре по Варзобу. Темное ущелье.
– А что там?
– Ничего, кроме домика метеорологов и альплагеря.
– Вообще ничего?
– Ни поселений, ни рыбы в реке. Только чабаны отары гоняют да значкисты тропу отрабатывают. И то раз в году.
– Ну и чем это хорошо?
– Лежишь себе на плато, персеиды считаешь.
Надя натягивала на себя джинсы. Длинные ноги одновременно нырнули в штанины. Девушка выгнулась мостком, застегнула замок. Ленчик усиленно соображал, как бы ее задержать.
– Что? Так и свистят? – глупо спросил он.
– Ага. Еще и попискивают.
Надя расправила на себе фланелевую рубашку. Тугие соски проступили через красно-черные клетки мягкой материи. Ленчик облизывал жадным взглядом ее грудь. Надежда спокойно занималась пуговицами, но, когда она подняла голову, он почуял насмешку, спрятавшуюся то ли в разноцветных глазах, то ли в уголках губ. Она повысила голос, и Ленчик услышал непривычные нотки – звонкие, как талый ручей. Стены подвала отвечали гулким эхом. Ленчику вдруг померещилось иное место. Это был не то грот, не то пещера. Под низким сводом где-то внизу бил родник, и два луча призрачного света струились непонятно откуда, чудно преломлялись, как цвет ее глаз. Так же внезапно, как появилось, видение пропало, и до Лео начал доходить смысл того, о чем настойчиво она сообщала:
– Сиема разделяется выше по течению на два рукава. Посередине островок. К нему трос перекинут, на тросе – люлька. Механизм движения – на островке, в домике метеорологов. Живут они там круглый год. Народ дружелюбный. Даже йогов к себе приваживают.
– Зачем? – не понял Ленчик, правда, он уже догадался, что говорит она все это неспроста.
– Наверное, аскетам тоже иногда жрать хочется. Не все же сидеть на камушках, брюхо греть. Да там и не поймешь, кто есть кто. Все бородатые, а морды вселенской гармонией светятся. Пройти до них – три ручья миновать. По левому склону круче, но лучше. – Надежда резко встала, пошла к двери кладовки, не оглядываясь. – Ну пока. – Остановилась. – Да! Вот еще что: ущелье это необычное. Может, не зря там поселений нет. У чабанов это место пользуется дурной славой… Ну, я пошла.