Ворон
Шрифт:
Его руки сжимаются вокруг меня плотным кольцом, и все его тело напрягается.
— Ой, — пищу я.
— Он мертв, — отрезает он. — Не поднимай этот вопрос снова.
— Блин, ладно.
Он расслабляется, и я думаю, что время для разговоров резко подошло к концу. Но Лаклэн удивляет меня, когда несколько минут спустя поясняет:
— Он умер совсем недавно, — говорит он. — А мой отец умер, когда мне было десять. Я о нем почти ничего не знал. Только то, что он обрюхатил мою мать мной, когда вернулся домой. Он отправлял ей деньги, чтобы мы держались на плаву, но вся
— А как насчет твоей мамы?
— Мертва, — говорит он. — Умерла, когда мне было шестнадцать.
Утыкаюсь носом в сгиб его шеи, и впервые за долгое время чувствую близость с кем-то, кроме Талии и Скарлетт. Это то, что нас связывает. Он тоже сирота.
И, как и я, он сделал то, что должен был, чтобы выжить.
Замечаю медальон, висящий у него на груди, и мои пальцы двигаются вверх, чтобы коснуться его.
— Святой Антоний, — бормочу я.
Он не отвечает. Этот медальон что-то значит для него. Как и кулон в форме сердца, висящий на моей шее. Я не католичка, но мой отец был им, и достаточно знаю, чтобы понять, что этот святой означает.
— Ты беспокоишься о своей душе? — спрашиваю его.
— Все зависит от дня, — неопределенно отвечает он. — Порой бывает. Но сколько времени человек с моей-то работой может тратить на беспокойство о таких вещах?
Он дразнит меня, юмором отвлекая меня от заданного мной вопроса. Но под этой напускной видимостью я вижу правду. Он беспокоится о подобных вещах. Беспокоится о том, чтобы остаться человеком. Добре и зле. Своей тьме.
Говоря себе это под предлогом того, что мне надо склонить его на свою сторону, я продолжаю задавать ему вопросы.
— Так чего же хочет такой человек, как Лаклэн Кроу?
Он смотрит на меня и улыбается.
— Почему бы тебе не сказать мне это, милая.
Продолжаю выписывать круги на его ладони, решив быть честной в своих наблюдениях.
— Ты хочешь угодить Найлу. Если бы мне пришлось гадать, я бы сказала, что ты хочешь продолжать его дело. Двигаться вверх в иерархии Синдиката. В конце концов, может быть, даже стать королем над всеми?
Его пальцы обхватывают мои и сжимают. Я слишком близко подобралась к сокровенному. Его взгляд становится жестким, а в глазах снова сверкает подозрение.
— Знаешь, ты слишком наблюдательна, — говорит он. — Для тебя было бы лучше, если бы ты не лезла во все это, Бабочка.
— Возможно, — соглашаюсь я.
Просто отказываюсь обрывать разговор на такой ноте. Я хочу получить от него ответы, пока он готов мне их дать. Подозреваю, что такое с ним случается не часто.
— Так что же ты делаешь, кроме того, что управляешь клубом?
— Этого я не могу сказать тебе, Мак, — говорит он. — Даже если бы ты была моей женой, я не сказал бы тебе таких подробностей. Для твоей же безопасности.
Женой? Прочищаю горло и смотрю на его грудь, обводя пальцами линии его татуировок.
— Тогда просто скажи мне одну вещь.
— Что?
— Вы когда-нибудь занимались торговлей
— Нет, — твердо отвечает он. — Никогда. И не будем этого делать.
Когда я смотрю ему в глаза, то верю ему. И я не знаю, почему. Я не могу ему верить. Я должна быть объективной. Смотреть на вещи логически. Независимо от того, насколько противоречивые чувства я испытываю к этому человеку, правда проста. Талия работала на него, а теперь ее нет. Этому должно быть объяснение, независимо от того, что он мне говорит. Может, он этого не знает, а может, и знает. В любом случае я не могу ему доверять. Лаклэн Кроу верен только одному, и это его Синдикат.
— Поднимайся. — Он похлопывает меня по заднице. — Давай попробуем немного вздремнуть. Завтра мне предстоит еще один длинный день.
— Все еще разбираетесь с армянами?
Он кивает и ведет меня к кровати. Я колеблюсь всего минуту, прежде чем подняться со вздохом. Не знаю, что, черт подери, мне теперь делать.
ГЛАВА 18
МАККЕНЗИ
— Когда я смогу вернуться к работе? — интересуюсь я.
Лаклэн поднимает на меня взгляд от своей тарелки.
— Ты не вернешься к ней.
— Что ты имеешь в виду под «не вернешься»?
Он обменивается с Ронаном взглядами.
— Я ведь уже говорил тебе, милая. Все изменится. Теперь ты будешь танцевать только для меня.
— Черта с два. — У меня вот-вот начнется маленькая паническая атака. — Ты не лишишь меня работы!
Лаклэн откидывается на спинку стула, складывая руки за голову, и просто наблюдает за мной.
— Тебе стоило бы подумать об этом до того, как ты нагрянула в мою комнату прошлой ночью. Помни, с кем ты говоришь, Бабочка.
Я скрещиваю руки на груди в упорном нежелании прислушиваться к его доводам.
— Я не собираюсь покидать клуб.
— Если я говорю, что ты там больше не работаешь, значит, ты там больше не работаешь.
— Или я могла бы просто выйти за дверь прямо сейчас, — угрожаю я.
Он смеется, как, впрочем, и Ронан.
— Через две минуты армяне будут у тебя на хвосте, милая. Неужели ты и правда думаешь, что я это допущу. Я уже сказал, что буду защищать тебя, и говорил это серьезно. Даже если это означает, что придется пристегнуть тебя наручниками к своей кровати, что я, кстати, не против буду сделать.
Вот дерьмо. Все идет не по плану. Он прав насчет армян. Но я здесь не для того, чтобы играть с Лаклэном в игры. Я здесь, чтобы добыть информацию. Поэтому я стараюсь быть милой, хотя это для меня противоестественно.
— Послушай, Лаклэн, — говорю я спокойно. — Я правда не хочу быть маленькой беззащитной девочкой, которую ты прячешь в своем доме, пока вы весь день занимаешься бог знает чем. Я не могу просто сидеть и ждать тебя здесь, так я просто сойду с ума. Ты обещал мне работу, поэтому не можешь просто взять и забрать ее у меня. Позволь мне хотя бы делать что-то еще, если не хочешь, чтобы я танцевала. Я могу вести учет, готовить коктейли, что угодно. Мои таланты безграничны, я серьезно.