Ворон
Шрифт:
Почему я не сделала нечто большее? Почему я всегда терплю неудачи?
Я такая же, как и все остальные женщины. Беспомощная и ничтожная. Всю свою жизнь мне хотелось верить, что я сильная. Что я могу справиться с чем угодно. Но я не могу. По крайне мере, не с таким. Слезы обжигают мое лицо подобно кислоте, когда я признаю, что я всего лишь зритель этого преступления против человечества. Что женщины исчезают и днем и ночью в этом жестком мире торговли людьми. Но сейчас я в самой гуще этого, и не могу отрицать очевидного. Потому что, когда солдат
Все эмоции, которые я скрывала глубоко внутри меня последние два десятилетия, вырываются из меня наружу. Я просто начинаю орать на них. Называя их гребаными животными. Никчемными свиньями. Всеми теми мерзкими и ненавистными мне словами, которые могу придумать. Хочу убить их, и хочу сделать это голыми руками.
— Пошел ты! — кричу я. — Пошли вы все, мерзкие опарыши! Я хочу отрезать ваши члены, и я отрежу и засуну их в ваши поганые глотки!
Солдат передо мной дергает меня за волосы и говорит что-то другому парню, от чего тот начинает хохотать. Но тут тип в костюме подходит к нам, его взгляд холодный и оценивающий.
— Ты девушка, которую забрали у ирландцев, — говорит он.
— Да, — огрызаюсь я. — И они заставят всех вас пожалеть о том дне, когда вы появились на свет. Я могу пообещать тебе это.
Он делает жест своим людям, и они отпускают меня, только чтобы он мог схватить меня своими руками. Он пытается отвести меня к столу напротив. Тому самому, над которым чуть раньше стояла, нагнувшись, убитая девушка.
— Ну, в таком случае, — говорит он. — Я могу насладиться своим последним днем на земле. Я буду трахать тебя жестко и грубо, а потом отправлю тебя им по кусочкам, ну, а твою подружку отправлю за границу.
Мое сердце колотится так сильно, что я едва могу дышать. Его слова уже не угроза или шутка. Они звучат как обещание. Однажды мне удалось избежать того, что он собирается со мной сделать, но на этот раз — не прокатит. Пытаюсь придумать план действий. Я знаю, что если сломаю ему нос, они застрелят меня через секунду. Мне нужно проявить смекалку. Мне нужно придумать другой способ.
Но вместо этого я столбенею, когда он рвет материал моего платья.
Он наклоняется вперед и прижимается ко мне всем своим телом, потирая свой эрегированный член об мою задницу. Тошнота волной подкатывает к горлу, хотя я изо всех сил пытаюсь контролировать рвотный рефлекс.
— Я покажу тебе, что чувствует настоящий мужчина, — шипит он мне на ухо.
Позади себя слышу звук растегивающейся молнии его брюк и пытаюсь прижаться к нему. Это только возбуждает его еще больше. Он достает из кармана нож и разрезает мое платье, пока его солдаты делают непристойные замечания. Он рявкает приказ, и один из них залезает к нему в карман, извлекая оттуда телефон. К моему отвращению, они начинают делать снимки. Человек в костюме тянет меня на себя, ставя вертикально, и отрывает материал, закрывающий мою грудь, со смехом удерживая материал в руках,
Я, блядь, не могу этого вынести. Просто не могу. Я причиню ему боль, а затем умру. Но даже это лучше, чем ничего. Это намного лучше, чем позволить ему сделать это со мной. Я могу только надеяться, что Лаклэн и Дом заставят его страдать. Заставят его заплатить за то, что он сделал с нами.
Когда он снова меня разворачивает, я делаю глубокий вдох. Вот оно. Я сломаю ему нос, а потом врежу по яйцам изо всех сил. По крайней мере, если я причиню ему боль достаточно сильно, то он точно не запихнет их внутрь ни одной из нас. Это мой единственный вариант на данный момент.
Его руки бегают вверх и вниз по моим бокам, и моя кожа покрывается мурашками. Либо сейчас, либо никогда. Я позволяю своему телу расслабиться, чтобы он думал, что выиграл. Требуется всего минуту, чтобы он ослабил хватку. Я приподнимаюсь и откидываюсь назад, врезаясь в него так сильно, что я почти отключаюсь от удара. До того, как он приходит в себя, я разворачиваюсь и ударяю пяткой ему в промежность. Он яростно кричит, оба его человека нацелились на меня из пистолетов и только и ждут приказа.
Я закрываю глаза и думаю о Лаклэне. О последних нескольких месяцах, что я провела рядом с ним. Мое сердце разрывается пополам. Интересно, вспомнит ли он обо мне, когда женится. Вспомнит ли он когда-нибудь, что между нами было. Даже после всей той боли и предательства, что я ощущаю, я все еще хочу его. Хотела бы я знать, есть ли хоть малая часть, что все еще хочет меня.
Звуки вокруг такие громкие. Это орут все трое парней. А потом начинается перестрелка. Я жду боли.
Падения на пол и кровотечения. Но это занимает куда больше времени, чем я ожидала. В этом контейнере все гораздо громче. Звук как от разорвавшейся бомбы. Или как при столкновении хреновой тучи машин на автостраде.
Что-то рассекает мне руку, и я шиплю от боли. Но это меня не останавливает.
Я истекаю кровью и отчетливо это чувствую. Но либо они паршиво стреляют, либо позади меня происходит что-то еще. Только когда я слышу его голос, я все понимаю.
— Мак!
Я открываю глаза, и тогда вижу его. Мой ангел на пороге с автоматом в руках. На фланге Лаклэна прикрывают, по крайней мере, десять человек. Один из армян уже лежит мертвым кулем на земле. У другого сильное кровотечение, он сдавливает одной рукой живот, а второй прикрывается одной из девушек как щитом.
Лак что-то кричит мне, но все происходит как в замедленной съемке. Все слишком громко. Голова раскалывается, в ушах звенит. Вокруг меня кровь, а я даже не могу сказать, кому она принадлежит.
Лаклэн движется ко мне. Его глаза широко раскрыты и он что-то кричит мне. Я не слышу его, но мое тело тянется к нему, как магнит. К моему спасению. Я так близко. Сейчас просто хочу чувствовать, как он обнимает меня, как его тело прижимается к моему. Я знаю, что там — рядом с ним — буду в безопасности.