Ворон
Шрифт:
Я приняла свою судьбу в тот момент, когда залезла в его машину. Я знаю, что он должен сделать, даже если он сам не может этого признать. Другого пути нет. Это кодекс, по которому он живет. Его преданность принадлежит Синдикату, и я не настолько глупа, чтобы думать, что могу изменить это. Я не позволю себе поверить, что могу это изменить. Так легче, зная и принимая то, что он собирается сделать. Я не буду противиться ему.
Либо он, либо я.
Вот что я продолжаю твердить себе.
Я пытаюсь забыть тот факт, что он планировал передать меня русским. Он знал, что ему придется
И куда, к какой жизни мне придется вернуться в любом случае? Талии больше нет. Скарлетт — волк-одиночка. Я никогда не понимала, насколько пустой стала моя жизнь, пока он не появился в ней. Он сделал это со мной. Он сказал, что я разрушила его, но это он полностью уничтожил меня. Все было хорошо, когда я была одна. Когда мне не нужно было чувствовать, думать или заботиться о ком-то еще. Конечно, мне было грустно и тошно, но я была в порядке. Теперь я кто угодно, но только не та, что была раньше.
Лаклэн заставил меня хотеть того, чего мне никогда не суждено было иметь. Он заставил меня плакать и говорить слова, которые я не думала, что когда-нибудь произнесу снова. Если бы мой отец был здесь, он бы сказал, что я — жалкая. Что я сама виновата в своей слабости. И он был бы прав. Но другого выхода не было. Я думаю, что я всегда была жалкой, когда дело касалось Лаклэна. Он одним взглядом уничтожил мою броню. Одним прикосновением. Одной команды из его уст хватило, чтобы я принадлежала ему. Я рабыня этого парня. Его власть надо мной смехотворна. И теперь, когда я умру, я могу сказать это без обиняков.
Я не могу удержаться от того, чтобы не взглянуть на него. Увидеть его затененный профиль, который освещается только светом луны и фарами проезжающих автомобилей. Я вижу его всегда только мельком, и этого никогда не бывает достаточно. Крошечные проблески человека, в которого я влюбилась, но в которого не должна была влюбляться.
Он неотразимо красив. В его глазах столько разных воспоминаний. Интересно, будет ли он прокручивать их в памяти, когда меня не станет, или он навсегда забудет обо мне. Это было бы больнее всего на свете. Но какое это имеет значение? Я буду мертва.
Кто-то другой будет в его постели, чувствуя, как его естество движется внутри нее или них. Чувствовать его тепло, когда он придет как раз перед рассветом и притянет ее к своей груди. Кто босить его рубашки и вдыхать запах его одеколона от соседней подушки. Я уже ее ненавижу. Я ненавижу ту суку, которая получит все это от него, с ним, что мне хочется заорать.
Это несправедливо. Ничего из этого несправедливо. Но я не буду ему этого говорить. Я не буду умолять. Я спрошу у него только одно, хотя мое сердце и разбито. Мне просто нужно, чтобы он сдержал обещание, которое дал в отношении Скарлетт. И, возможно, кое-что еще. Может, он сможет узнать, что случилось с Талией.
Я знаю, что она, вероятно, уже мертва, что скоро ждет и меня. Возможно, мы встретимся с ней в следующей жизни.
Лаклэн останавливается и выключает зажигание. Когда я смотрю в окно, я вижу, что мы на обочине дороги, окруженной
— Выходи.
Его слова резки, но все равно, он не может скрыть эмоции, которые заложены в них. Хочется верить, что есть другой вариант. Где никто из нас не должен умирать. Но это уже не игра. Это так же реально, как никогда раньше. Просто не думала, что все будет настолько жестоко. Я не готова идти, но я не настолько эгоистична, чтобы позволить ему умереть.
Я выхожу из машины. Холодно, и перед собой я могу различить собственное дыхание, но это не имеет значения. Скоро мне будет очень холодно. Выхожу на деревянных ногах, чтобы оказаться прямо перед ним. Фары все еще горят, освещая его фигуру на фоне чернильной темноты леса.
— Могу я… — я протягиваю руку, чтобы коснуться его лица. — Можно мне еще одно?..
— Заткнись, Мак.
Его губы на мне, горячие и дикие, вторят движению его рук. Какой бы холод не пронизывал меня, я больше не чувствую его. Я в безопасности здесь, в его объятиях, хотя бы ненадолго. Они теплые и знакомые, дарят мне утешение. Правда, я не могла придумать лучшего способа, чтобы умереть. Я надеюсь, что он будет держать меня также близко, когда сделает это. Я не хочу знать, когда это случится.
Он дергает мое платье вверх и трет ладонью у меня между ног. Я все еще злюсь от того, что было раньше, но одного его прикосновения… знания, что он все еще хочет меня после всего… достаточно, чтобы заставить меня жаждать его также отчаянно.
Мне не нужно умолять его. Он перевернул меня на спину и мгновенно прижал к капоту своей машины. Я наполовину смеюсь, наполовину рыдаю, когда он расстегивает штаны, и я понимаю, что он делает. Он сказал, что трахнет меня на капоте. Что он и делает.
Он толкается внутри меня — тверже стали и такой чертовски большой, что я чувствую, как разрываюсь надвое. Я принимаю это. Эту сладкую жестокость. Я хочу, чтобы это продолжалось вечно. Я хватаю его за спину, целую шею и бормочу что-то у него на коже. Признания, признания, заявления. Это сводит его с ума.
— Скажи это еще раз, — говорит он мне с очередным толчком.
Я повторяю то, что в данный момент посещает мою голову — иррациональный поток мыслей. Я говорю ему, что хочу, чтобы он остался. Как мне нравится, как он берет меня. Сколько раз я хочу, чтобы он трогал меня, и как он чертовски красив. Я говорю о его акценте, заднице, даже о его боевых навыках. При этом на нас максимум одежды и много стонов.
— Хочешь еще что-нибудь сказать? — шепчет он мне на ухо. — Как ты делала это раньше?
Слезы катятся по моему лицу, когда я смотрю ему в глаза и говорю.
— Я люблю тебя.
Он толкается сильнее.
— Я люблю тебя, — повторяю я.
Еще один жесткий толчок. Он хочет это услышать, но наказывает меня за это.
— Я люблю тебя! — кричу я. — Я люблю тебя, черт возьми! Ты гребаный засранец. Я ненавижу тебя за то, что я люблю тебя.
Он входит в меня со стоном и падает на меня. Его пальцы все еще продолжают тереть мой клитор, и я рыдаю, оказываясь на пике блаженства.