Шрифт:
Герман Банг
ВОРОНЬЁ
Приходящая прислуга Иенсен, оставив в третий раз свою работу — она доставала из буфета и протирала хрусталь,— отправилась на кухню. У мадам Иенсен, когда она трудилась, разыгрывался аппетит, понуждавший ее каждые полчаса искать подкрепления в еде. Она питала особое пристрастие к соусам, остатки которых соскабливала ножом со стенок кастрюль.
Это свое занятие под прикрытием печной трубы ей пришлось прервать, когда в дверь позвонили, напористо, два
— Кикимора наша идет,— сказала девушка, чистившая сельдерей,— ступайте отворите!
Мадам Иенсен поплыла по квартире, нелепо колыхаясь в своих многочисленных юбках. Раздался еще один звонок, прежде чем она дошла до двери и отомкнула ее.
Фрекен Сайер ждала на площадке.
— Что, у нас звонок не звонит? — спросила она, выпятив обезьяньи губы, после чего обернулась к юнцу из винной лавки, державшему корзину с бутылками.
— Вот сюда, дружочек, вот сюда, дружочек,— сказала она, беспокойно шевеля перед собою всеми десятью пальцами. Облаченные в серые мешковатые перчатки, руки ее походили на когтистые лапы.
Рассыльный виноторговца поставил корзину в передней и помешкал мгновение, между тем как фрекен Сайер смотрела на него слегка заблестевшими глазами.
— Ну все, прощайте, дружочек,— сказала она, а затем добавила, обращаясь к прислуге Иенсен:
— Выпустите его.
И пошла по коридору. Жемчуга на ее накидке тихо побрякивали, пока она шла через комнаты в кухню. Взглядом серых глаз, зорких, хотя и слезившихся, она вмиг окинула всю посуду.
— Кастрюли обскабливаем! — сказала она и засмеялась булькающим смешком, похожим на хриплый кашель.
— Я его сама привела с вином,— фрекен Сайер продолжала смеяться, поводя кривым плечом вверх и вниз под тренькавшими жемчугами,— за ними не догляди сдуру — они и подменят вино у тебя за спиной.
Девушка, не отвечая, продолжала чистить овощи.
— Принесите-ка мне в комнату этикетки тайного советника,—сказала фрекен.— И клейстеру.
Воротившись в столовую, где мадам Иенсен перетирала фарфор, фрекен расположила бутылки без этикеток на столе и, поводя кривым плечом вверх и вниз, как кошка, когда она поеживается, принялась наклеивать пожелтевшие винные этикетки своего отца, тайного совет-, ника, на расставленные бутылки.
— Прекрасное средство улучшить вкус, любезнейшая,— сказала она, продолжая клеить и залепляя тягучей мутной жижей свои трясущиеся пальцы.— Вино-то из Греции, а греки всегда в этом толк понимали.
Она колдовала над своими этикетками с видом гадалки, перебирающей колоду засаленных карт, пока вдруг не спросила, вскинув голову:
— Иенсен, вы что-нибудь ели?
Приходящая прислуга Иенсен что-то пробормотала.:
Голова фрекен Сайер кротко покачивалась взад и вперед:
— Если нет, вам надо перекусить. В этом доме, милочка моя, голодом никого не морят. Я вам сейчас принесу.
И она пошла, торопливо, как-то странно — по-лягушечьи — припрыгивая на ходу.
— Вот вам, вот вам,— сказала она и поставила тарелку на стол перед мадам Иенсен, которая начала есть, полуотвернувшись, быстро, как человек, привыкший глотать пищу украдкой.
Фрекен Сайер следила за каждым ее движением, точно муху разглядывала под стеклянным колпаком.
— Да, без еды нельзя. Она прибавляет сил,— сказала фрекен, не сводя глаз с мадам Иенсен.— Да и не всегда ведь вволю-то поешь.— И затем вдруг спросила:
— Где она шляется?—«Она» была ее компаньонка.
— Фрекен Хольм ушла по своим делам,— ответила мадам Иенсен.
— Хм, от хлеба и денег она не отказывается,— заметила фрекен Сайер и, взглянув на тарелку мадам Иенсен, добавила тонким фальцетом:
— У вас там еще осталось, Иенсен. Извольте доесть до конца.
Мадам Иенсен поглотила остаток с тою же алчностью,— и две пары глаз смотрели друг на друга, как смотрят фехтовальщики из-под защитных масок.
— Покорно вас благодарю, фрекен,— сказала мадам Иенсен и унесла тарелку.
Кухарка пришла взять блюдо из буфета, и фрекен Сайер повернулась к ней:
— Хм, не диво, что от Иенсен воняет, при том как она набивает себе живот. Но ведь в этом доме хлебосольство — закон.
Фрекен кончила возиться с бутылками:
— Ну до чего хороши,— сказала она, глядя на фальшивые этикетки.— Поставьте их к печке, пусть подсохнут.
Девушка сделала, как она велела, и ушла.
Оставшись одна, фрекен Сайер торопливо пробежалась три-четыре раза перед бутылками, и отсветы огня из голландской печи падали на нее, пока она бегала, любуясь приготовленным своими руками питием.
Мадам Иенсен воротилась и снова принялась за работу, а фрекен села в кресло.
— Да,— сказала она,— восемнадцать душ это немало. Но ведь столько близких людей, и всех хочется порадовать.
— Родня ведь все,— заметила мадам Иенсен.
— Да,— ответила фрекен, уловив в интонации прислуги что-то такое, что заставило ее метнуть взгляд на лицо Иенсен.— Близкие — это близкие.
— Да,—сказала мадам Иенсен.
Немного погодя она спросила:
— А вазы на серебряных ножках доставать?
— Нет, не надо, милочка,— ответила фрекен и вдруг опять завертела, заиграла всеми пальцами,— слишком уж это хлопотно.
Мадам Иенсен смотрела на ее скачущие пальцы.
— А то бы вам, милочка, снова их чистить пришлось,— сказала фрекен Сайер, кивая прислуге.
В дверь опять позвонили. Это оказались две племянницы Майер в красных шляпках на белокурых волосах. Они ворвались вихрем, точно завсегдатаи в свой ресторанчик, и почти в одно время приложились к щечке фрекен Сайер.
— Господи,— сказали они,—тетя Виктория, дорогая, мы просто решили к тебе забежать, не надо ли чего помочь.