Вороны Вероники
Шрифт:
– Скажите, это из-за Понти? Ответьте мне, синьора, как женщина женщине — это из-за Понти?
Картина. Развратная зачарованная картина. Дженевра облизнула губы.
– Не понимаю, о чем вы.
Проклятая картина.
Дженевра не поверила Примавере, не поверила в любовь и тревогу. Что-то нужно было этой женщине. И тем не менее, ее слова поселили страх и смятение в душе. Едва за куртизанкой закрылась дверь, Дженевра вызвала Бригеллу и отправила в город за сплетнями. Всегда она пропускала их мимо ушей, справедливо полагая, что
Бригелла вернулся, принеся их целый ворох. Кипу уродливых россказней. Стреги все чаще появляются в городе, того и гляди какой-нибудь мальчишка станет по недомыслию жертвой их чар. Два острова из-за моровой болезни закрыты на карантин, и тут, конечно, тоже виноваты стреги, а не крайняя бедность тамошних жителей. Впрочем, и богатых не обходит стороной несчастье. Графа Понти разбил паралич. Прямо в объятьях новой его любовницы, юной и нежной Бианки Понти-Вале. Теперь он все равно, что мертв.
Альдо Ланти исполнил свое обещание. И не поэтому ли он исчез?
– Мне нужны все слухи, - приказала Дженевра.
– Все. Любые, что ты услышишь, Бригелла.
* * *
У нее было много гостей в эти дни. Одни называли себя друзьями Ланти, но их гнало любопытство. Другие — его возлюбленными, но в эту любовь верилось не больше, чем в искренность чувств Примаверы. Этих тоже гнало любопытство. Третьи, считая себя изобретательными, сочиняли истории о делах, что привели их в дом на площади Масок. И снова любопытство. Это же недостойное чувство, а еще жажда наживы привели в дом родителей Дженевры.
Она никогда не питала иллюзий по этому поводу. Отец всегда был неразумен в своих тратах. Его идеи редко приносили деньги, а если богатство все же оказывалось каким-то образом в его руках, то таяло в мгновение ока. Семья всегда нуждалась в деньгах и не стеснялась просить их. Родители начали издалека и долго подбирались к сути, но Дженевра не сомневалась, что просьба прозвучит.
– Ты ведь слышала о Джованне?
– спросила мама, когда все прочие темы для разговоров были исчерпаны, и пора уже было переходить к просьбам или же вежливо откланиваться.
Дженевра покачала головой. Она не хотела ничего слышать о сестре, не собиралась о ней переживать и ей сочувствовать. Но мать и отец никогда не отличались чуткостью.
– Этот мерзавец ди Талонэ проиграл все приданое, - мама поджала чопорно губы. Отец кивнул. Выглядели они так, словно годы трудились на это самое приданое в поте лица.
– А потом… потом…
Голос матери сорвался. Некстати подумалось, что она всегда была хорошей актрисой.
– Я видела Джованну, - сказала Дженевра, не вдаваясь в подробности. Незачем родителям знать, что за пропасть лежит между дочерьми, что за жгучая ненависть.
– Ты должна помочь ей!
– жарко сказала мать. Отец молчал. Он всегда молчал и всегда оставался безучастен к жизни
– Помочь?
Воспоминания нахлынули. Голос Джованны. Ее жуткие брави и их мерзкие обещания. Гибкая тень в проулке, виртуозно владеющая мечом. Не в силах усидеть на месте, Дженевра поднялась и прошла по комнате. Помочь.
– Ты богата, - мама обвела рукой комнату, словно весь дом охватила.
– Ты ни в чем не нуждаешься, моя дорогая. У тебя великолепный дом, и наряды, и деньги, тогда как участь Джованны ужасна. Ты же устроилась лучше, чем когда-либо могла рассчитывать.
Итак, это прозвучало.
Дженевра выпустила из пальцев штору, которую терзала последние минуты, подошла к двери и крикнула:
– Бригелла!
Слуга возник, как всегда, неожиданно, точно по волшебству. Он лучше всех в доме знал о тайных проходах и секретных дверях. Иногда это пугало Дженевру, но сейчас, скорее, успокоило.
– В шкатулке, Бригелла, лежат две сотни золотых лавров. Отдайте синьору и синьоре Карни, пусть распорядятся ими по своему разумению.
И она вышла, оставив родителей за спиной. Возможно, навсегда.
Дженевра боялась, что Джованна нанесет визит, но сестра держалась в стороне. Иногда только можно было увидеть ее на балконе Дворца Наслаждений, бесстыдно флиртующую с прохожими. Если родители и хотели избавить ее от страшной участи, то их усилия пропали даром. Джованну, кажется, вполне устраивало нынешнее положение.
Прошло уже полтора месяца с отъезда — с исчезновения — Ланти без единой весточки, без проблеска, без надежды. Теплые, даже жаркие Дни Любви закончились, настали Дни Силы. Начались шторма, удерживающие корабли в гавани, а лодки на приколе. Даже каналы стали небезопасны, и сидонцы принуждены были следующие два месяца ходить пешком. Зарядили дожди, и все в городе пропиталось особой, осенней сыростью.
В дождь, словно причудливое чудовище, появилась на пороге Бианка Понти-Вале со свитой.
* * *
Портшез остановился возле дверей. В считанные мгновения его обступили слуги, раскрыв широко пестрые зонты. Дождь бил по ним как-то особенно громко. Отброшена была занавеска. Дженевра замерла у окна, цепляясь за край шторы. Сперва показалась изящная белая рука, а затем и ее обладательница, также изящная и белая. Дженевра узнала ее, хотя до того видела лишь на картине, связанной, с искаженным страхом, болью и страстью лицом.
Бианка Понти-Вале была прекрасна.
Потом уже приходило в голову, что есть в этой красоте нечто порочное и жуткое, нечто темное.
Один из прислужников графини, одетый в ливрею с гербами Понти, взялся за молоток и ударил по двери несколько раз. Звук, громкий, резкий, разнесся по всему дому, заставляя содрогаться в противоречивых чувствах.
– Что ей нужно?
– шепнула Дженевра.
Стук повторился.
– Надо открыть, синьора, - с сожалением сказал Бригелла.
– Все-таки графиня…