Вороны вещают о смерти
Шрифт:
– Готова.
– Готова ли ты двигаться дальше?
– Готова.
Морена все с той же застывшей на бледных губах полуулыбкой взмахнула рукой.
– Перед тобой Калинов мост. Он испытание, и он же проход. Коль сможешь пройти по мосту – дам тебе выбор, каким путем идти: в долине Предков остаться, бродить по просторам Нави, возродиться ли человеком снова, или обратиться духом. Если же груз пережитого окажется слишком велик или черно сердце, проход не откроется перед тобой. Избавься от страхов и сожалений, от горечи и обиды и ступай с благодарностью в новую жизнь. А я буду
Морена по-матерински нежно погладила меня по щеке и растворилась в темноте, словно ворох подхваченных ветром снежинок.
Я проследила, как погасли последние следы богини Смерти, и повернулась к мосту. Страха и сожалений не было. Воспоминания о жизни словно бы покрылись непрозрачной пеленой, притупились, как нечто давнее. Ничто не вызывало в душе ярких эмоций. Так что я уверенно ступила на мост, глядя вперёд, туда, где противоположный конец его сходился в точку и прятался в густом тумане.
Калинов мост висел над рекой без каких-либо опор. Просто уложенные поверх темноты доски тусклого красного цвета, будто их пропитала кровь. Перил тоже не было, но я не боялась упасть.
Я шла вперёд легко и спокойно, будто тропа проходила не над пропастью с черной кипящей водой, а по знакомому с детства лесу. Вот уже несколько десятков шагов остались позади, а конца моста все ещё не было видно. Стало казаться, что это либо я топчусь на месте, либо мост постоянно удлиняется, растягивается в ответ на каждый мой шаг. Что ж, никто и не ожидал, что пойти по нему будет просто.
Вдруг появился ветер. Несильный, он лишь слегка трепал подол рубахи. А вместе с ветром появились сомнения. Странные, навязчивые мысли, совершенно бесполезные и незначительные, но почему-то их не удавалось выкинуть из головы.
Ступай с благодарностью.
Почему Морена это сказала? Кому и за что следует быть благодарной? Родителям? Богам? Почему-то ответ на вопрос казался невероятно важным, но я никак не могла его найти. Не было никакой благодарности.
Послышался шепот в дуновениях ветра. Я нахмурилась, ускорила шаг. Не следовало к нему прислушиваться.
Но чем дальше я продвигалась, тем отчётливее становился шепот. В полнейшей тишине, лишённой всех прочих звуков, шепот слышался так ясно, словно звучал прямо у меня в голове. И не слушать его уже не получалось.
Почему тебя заставляют забыть? Почему ты ничего не чувствуешь?
Я изо всех сил постаралась выбросить новые вопросы из головы. Неважно, попыталась убедить себя я. Прошлое не имеет значения, и незачем в нем копаться.
Если оно не имеет значения, почему его хотят отобрать?
Меня ждёт новая жизнь на том берегу реки. Я все равно скоро забуду прошлую.
Хочешь сказать, твоя жизнь ничего не стоила? Ничего не значила?
Я закрыла уши ладонями, но это не помогло. Ведь голос в голове был моим собственным.
Сомнения расползлись как плесень. И чем больше я пыталась ни о чем не думать, тем хуже получалось. Как назло в голову лезли самые неприятные моменты жизни. До боли, до зубовного скрежета хотелось знать: так кому же всё-таки быть благодарной?
Вспомни друзей. Ты никогда не давала
– Ничего страшного, – прошептала я самой себе, или реке, или темноте вокруг. Не важно кому, главное, чтобы поверили в то, во что я сама уже не верила. – Это я виновата, что у меня не осталось друзей, и больше никто.
Но как же всё-таки неприятно было слышать колкости и насмешки, которые даже не пытались скрыть. Они всегда считали меня странной. Может, им нужен был повод, чтобы отделаться от меня?
Вспомни мать. Вспомни, как ты заботилась о ней. Делала, что она велит. Но ей вечно было мало. Она всегда считала тебя худшей из трех дочерей. Всегда стыдилась тебя.
– Неправда, – снова прошептала я. – Она делала что могла, пока жизнь ее не стала невыносимой. Я разочаровала ее. Это лишь моя вина.
Да, ты всегда ищешь оправдание чужим поступкам. Тебе проще свалить все на себя, чем признать, что мир был не так уж добр.
Затаенная глубоко обида вдруг выплеснулась, как вода из переполненного сосуда. В воспоминаниях пронеслись все ее несправедливые упрёки, которые я послушно терпела. Матушка никогда не хотела меня слушать и не могла понять. Хотела только избавиться поскорее от обузы, пока я не стала слишком своевольной и не натворила непоправимого. Она продала меня, как продают непослушную лошадь, когда надоедает с ней возиться. Скинула проблему с плеч, вместо того чтобы попытаться понять. Разве не должна быть материнская любовь безусловной? Была ли вообще эта любовь?
Вспомни смерть. Разве ты заслужила такую?
Быть убитой просто из-за того, что какой-то парень не захотел отпускать то, что уже считал своей собственностью. Как же глупо. Как несправедливо. Яромир отнял у меня десятки лет. Отнял саму возможность стать свободной. Счастливой. Горечь, которую принесла эта мысль, заставила холодные слезы течь по холодным щекам.
– Нет. Не заслужила.
Ветер усилился. Теперь он мог подхватить тяжёлые косы, шевелил увешанные жемчугом рясны. Подол и широкие рукава хлопали беззвучно в его потоках, мешая идти. Все медленнее и медленнее я продвигалась вперёд, а конца Калинова моста все не видно, и я уже не была уверена, что хочу до него добраться.
Ветер сорвал с подбородка слезинки и сбросил их в реку. Я невольно глянула вниз и едва не потеряла равновесие. Черная стремнина бурлила и пенилась прямо подо мной, а берегов не видать, ни одного, ни второго. Упасть туда – верная смерть. Если бы я уже не была мертва.
Подстрелили, как оленя на охоте, и оставили гнить. Ни погребения, ни тризны. Почему ты должна забыть это? Почему должна простить?
Я остановилась. Ненависть плескалась внутри, такая же черная, как воды реки Смородины. Такой ненависти я прежде ни к кому не испытывала. Всегда спокойная и понимающая Огниша не может злиться. Я думала, что если буду добра к людям, то и они будут добры ко мне. Не затевала драк, не отвечала грубостью на грубость, не лицемерила и не распускала сплетни. Жила так, как завещали боги. Единственное, чего мне хотелось: немного свободы. Но получила я лишь насмешки, предательство и две стрелы в спину.