Воронья дорога
Шрифт:
И вот я сижу в ресторане напротив нее, гляжу в отблескивающее при свете свечи лицо с нежной кожей, длинным тонким носом, улыбающимся красным ртом (нос и рот – ну в точности восклицательный знак) и сгораю заживо в серых искрах ее глаз.
Мы вышли в холодную мартовскую ночь. Было сыро, отсвечивал мокрый асфальт. Эшли на ступеньках подождала, пока я надену папино наследство: твидовое пальто. На ней были черная юбка и старая куртка флотского покроя с завернутыми обшлагами – я ее помнил еще с похорон бабушки Марго. Опираясь на перила, Эшли смотрела, как я застегиваю поднятый ворот. Левая ее нога щелкала то носком, то каблуком, будто аккомпанировала песне, которой я не слышал.
Я, поправляя воротник, посмотрел на постукивающую туфлю.
– Морзянка?
Эшли отрицательно покачала головой, длинные светло-каштановые волосы рассыпались по темным плечам.
Мы в обнимку спустились с крыльца.
– Как тот фильм называется, где чечеточник выстукивает кому-то оскорбление? – спросил я.
– Не знаю.– Эш и на ходу постукивала туфельками.
– Может, «Мертвецы не носят шотландку» [113] ? – почесал я в затылке.
Я не надел перчаток, а потому чувствовал ладонью тепло через куртку Эшли. От нее пахло духами «Самсара». Это что-то новенькое, подумал я.
113
«Мертвецы не носят шотландку» (вар.: «Мертвые пледов не носят»; 1982)– черно-белый комедийный триллер Карла Райнера, дань памяти фильмам-нуар 1940-1950-х гг., отдельные сцены из которых искусно вмонтированы в ткань повествования. Главную роль, частного детектива Ригби Риэрдона, играет Стив Мартин.
– Возможно.– И она рассмеялась.
– Ты чего?
– Да вспомнила.– Она сжала мою талию.– Класс миссис Фимистер. Помнишь? Мы с тобой в одном классе были.
– Ага, помню.
Мы свернули на Вудландс-роуд.
– Ты ее ненавидел – она у тебя радиоприемничек отобрала, или что-то вроде, и ты материл ее морзянкой.– Эш рассмеялась еще громче.
– Было дело,—подтвердил я.
– «Пошла ты в жопу, корова старая»,– прыснула Эш,– Это было самое смешное.
– Боже! – Я чуть отстранился, чтобы заглянуть ей в глаза.– Так ты что же, расшифровала?
– Ага,—дружелюбно ухмыльнулась Эш.
– Ах ты негодница! – рассмеялся я.—А я-то думал, это моя тайна. Уже потом кое-кому рассказал, только после школы, и никто не поверил.
– А я сразу поняла,– снова ухмыльнулась Эш.– Пару раз замечание схлопотала, потому что хихикала. Едва не описалась, пытаясь не смеяться.– Эшли расхохоталась, запрокинув голову.
– Я и не подозревал, что ты знаешь азбуку Морзе. Сам-то я скаутом был, нас научили.
– А меня дедушка учил. Мы с ним за ужином часто ложками по тарелкам стучали – обменивались сообщениями. Мама с папой и остальные изумлялись, чего мы так веселимся, когда предлагают добавку пастушьей запеканки [114] .
114
Пастушья запеканка – картофельная запеканка с мясным фаршем и луком.
– И ты молчала? – укоризненно покачал я головой.– Ну даешь!
Она замялась, выбивая чечетку и глядя на носки своих черных, на среднем каблуке туфель.
– Я тебе не нравилась. Может, поэтому?
– Мне тогда ни одна девчонка не нравилась. Да если честно, и ребята тоже. А если уж совсем честно, то я даже своих друзей презирал, почти всех.
– М-да…– Эш подалась ко мне, ее ухмыляющееся лицо оказалось почти на моей груди.– Но ты все-таки не ломал им носы камнями, замаскированными в снежках.
Я замер как вкопанный.
Эш взвизгнула от неожиданности, теряя равновесие. Выпрямилась в метре от меня, повернулась, недоуменно поглядела в лицо.
А я стоял как дурак, с открытым ртом.
– Так ты знала, что это мой снежок?
– Ну конечно знала.– Она нахмурилась, одновременно улыбаясь.
– Еще одной тайне капец! – всплеснул я руками.– А я-то столько лет совестью мучился!
Эш наклонила голову набок.
– Правда, с перерывами,– уточнил я.– То мучился, то не мучился.
Она приподняла бровь.
– Ну, ладно,– обмяк я,– в основном не мучился. Но все-таки переживал.
Эшли легонько покачала головой, шагнула вперед, взяла меня за руку и повела дальше по улице.
– Не переживай, я никому не сказала. И к тому же я тебя простила.
– Ты это всерьез? – Я снова обнял ее.– И когда?
– Со временем. Ну, точнее, когда болеть перестало.
Мы свернули к Вудландс-гейт. Я покачал головой:
– Почему же ни разу не сказала, что догадалась?
– Не было повода,– пожала плечами она. Я тоже пожал плечами:
– Подумать только – молчала все эти годы! – И повторил: – Подумать только…
В доме на Парк-террис Эшли появилась в начале седьмого зверски голодная, так что, как только она бросила багаж, мы двинули в ресторан. После ужина, когда вернулись, я ей показал дом. В кухне была припасена бутылочка «Грейвса», мы ее откупорили, и я начал экскурсию. Водил Эшли из комнаты в комнату, рассказывал, показывал наиболее интересные или ценные предметы искусства, и мы потягивали вино, и статуи отсвечивали, и в канделябрах мерцали свечи, и перед нами разбегались разрисованные кругами ковры.
Эшли много качала головой. А когда дошло до главной спальни, не удержалась от смеха.
Мы вернулись в кухню. Мое предложение наполнить ее стакан Эшли отклонила.
– Пойду-ка я спать.—Она провела ладонью по волосам, поставила стакан на дубовую буфетную стойку.– Только возьму с собой кувшин воды. Ты не против?
Я пожал плечами.
– Конечно не против. Кувшин найдешь в ванной.– Меня объяла великая печаль, даже пришлось судорожно сглотнуть пару раз.
Я, чтобы скрыть тоску, выпил, а потом изобразил деловитый тон:
– Во сколько тебя будить?
– К семи, пожалуй.
– Хорошо.– Я заглянул в стакан.– В семь, так в семь. Принесу тебе чаю с тостиком.
– Отлично.
– Ну, ладно, пока.
Я поднял глаза. Она улыбалась. Эшли глянула на часы.
– Ладно,– шевельнула она бровями,– пока-пока.
Она шагнула вперед, положила руку мне на плечо, чмокнула в щеку.
Я опустил руку ей на бедро, наклонил голову к ее голове. Рука Эшли обвила мою талию. Я повернулся к ней, обнял, потянулся губами к шее, нежно поцеловал. Она прижалась щекой к моей макушке, а в следующий момент мы одновременно повернулись лицом друг к другу, после чего поцелуй в губы получился вполне закономерным.