Воронья дорога
Шрифт:
Я уселся на паркет и уставился на широченные колышущиеся тюлевые занавески. Ныли все мускулы, стреляло в мозгу, зудел пенис, а по коже, начиная с остуженной паркетом задницы, разбегались мурашки. Я покачал головой. И развалился, стукнувшись ею, уже истязаемой изнутри, о пол. Впрочем, удар пришелся на толстый персидский ковер, поэтому было почти не больно.
Я посмотрел на деревянный потолок с причудливой резьбой, не зная, что и думать. Потом засмеялся, лежа без сил нагишом в огромной комнате и чувствуя себя идиот идиотом.
– Ну и ладно,– обратился я к потолку.– Значит, еще не все потеряно.
– Вижу, ты берешься за ум.– Мама осторожно шла навстречу мне, большая голубая простыня складывалась между нами. Двумя руками мама забрала у меня уголки простыни.
– Берусь? – возмущенно переспросил я. Мама улыбнулась, сложила простыню еще вдвое и кинула на барабанную сушилку.
Я вынул другую простыню из барабана. Мы взялись за разные углы, разошлись, натянули простыню.
– Ну да,– еще раз натянула она простыню.– По-моему, продажа «бентли» – очень разумный шаг.
Мы повторили процедуру. Мама выглядела задумчивой.
– Может, и нашу рухлядь сбыть?
– «Лагонду»? – спросил я, и мы опять сложили-растянули простыню.
– Да.– Мама опять двинулась ко мне,– Проку никакого, только гараж занимает.
– Как это понимать? Почти победила клавесин, а заняться реставрацией классики автомобилестроения не хочешь?
Мама улыбнулась и забрала у меня простыню.
– Вообще-то была такая мысль, но если честно…– Она наморщила нос– Если честно, то сомневаюсь.
– Ну, тачка сейчас в таком состоянии, что много за нее не выручить.
Я вынул очередную простыню.
– Да я не из-за денег…– проговорила мама. Она отступила, бросила на меня лукавый взгляд:
– И между прочим, по чьей вине машина в таком состоянии?
– Чего? – спросил я. Мама улыбнулась:
– Разве это не ты когда-то опрокинул на нее большущий шкаф?
Она дернула простыню, та вырвалась из моих пальцев и затрепетала, снижаясь. Я ринулся вдогонку, поймал. Взялся за уголки, расправил. Поднял глаза и увидел веселое лицо мамы. Она снова потянула простыню, на этот раз я удержал.
Со стыдом признаюсь, что у меня была мысль все отрицать. Но я быстро опомнился. Глупо ухмыльнулся и сложил простыню.
– Да, признаю себя виновным, но это была случайность,– покачал я головой.– А как выяснилось?
Она подошла ко мне, забрала простыню.
– Стирала твои трусы, нашла в них осколок стекла.– И тихо рассмеялась, поворачиваясь и кладя простыню на сушилку.
Я возвел глаза к потолку:
– Ой-йо!..
Мама повернулась кругом. В джинсах и блузке она выглядела молодо, на лице – улыбка, похоже самодовольная. Забрала с полки последнюю простыню, протянула мне ее край.
– Ладно, сохраним этот маленький инцидент под грифом «секретно». Договорились?
Я кивнул, жуя губами.
– Было бы неплохо.– Я кашлянул, вместе с мамой натягивая простыню, и неуклюже попытался перевести разговор на другую тему: – Между прочим, а как там дела с реставрацией клавесина?
– Да как сказать…
На том не кончилось. И почему никто не предупредил меня, что женская половина человечества открыла сезон охоты на заблуждения Прентиса Макхоуна?
– Наверное, мой спектр поглощения должен быть расплывчатым.
– Вряд ли,– возразила мне Дайана.– Скорее всего, он такой же, как у всех остальных.– Она взяла из витрины кубок (богемское стекло!) и посмотрела на меня, как мне показалось – с горечью. Но тут же улыбнулась и пожала плечами: – Ну, может, чуть побольше черных линий. Тебя, помнится, всегда все интересовало. Или я не права?
Я тоже плечами пожал:
– Это у нас генетическое.
– Между прочим,– Дайана дохнула на узловатое зеленое стекло,– это благодаря тебе я большую часть жизни провела на Гавайях на высоте четырнадцать тысяч футов, охотясь за инфракрасным излучением сброшенных звездных оболочек.
– Да ты что? – сказал я.
– Серьезно,– подтвердила Дайана, с улыбкой протирая стекло.– Помнишь, как ночью мы с тобой, Хелен, Льюисом, Верити и… Дарреном? Помнишь, как в обсерватории сидели?
– Помню,– ответил я.
– Ты накурился и понес, какая у нас фантастическая Вселенная. Помнишь?
Я отрицательно покачал головой:
– Не помню.
– Ты здорово тогда поплыл.—Дайана вручила мне кубок.– Но говорил связно, да еще с каким энтузиазмом! Даже самого Льюиса заткнул. Все распинался, какая это классная штука – астрономия. Ты, правда, имел в виду космологию, но это не суть. Все болтал и болтал, и никак тебя было не остановить.– Она достала из витрины вторую богемскую посудину.
– Надо же…—Я наполнил кубок пенополистироловыми шариками, нашел коробку побольше, чтобы поместились обе посудины, и опустил вторую на белую пружинящую подкладку.– Ладно, поверю тебе на слово.
– Так вот, ты был в таком восторге! Особенно от звездной эволюции. Просто с ума по ней сходил. Кричал: «Мы творим частицы звезд!» – Дайана рассмеялась.– Рассказывал нам, как Солнце и Солнечная система произошли из больших звезд и старейших систем, когда те взорвались. Как освободились составлявшие их элементы и из них возник наш мир, сложились наши организмы. Возьми любой свой атом – когда-то он входил в другое тело, космическое. Честное слово, нам тогда казалось, ты вот-вот взорвешься.– Она мне дала второй кубок.
– Гм… Кажется, что-то такое припоминаю. На самом деле я ничего такого не припоминал.
До того как Верити погадала мне по ладони, все неплохо откладывалось в памяти, а после – сплошной туман.
– Ты все вопил: «Мы – частицы звезд! Мы – частицы звезд!» И говорил, что сверхновые разбрасывают тяжелые атомы; выброшенный материал несется в космосе, и на него обрушиваются ударные волны от других новых и сверхновых, сжимая этот материал, образуя звезды и планеты. Появляются геология, химия, жизнь.– Дайана покачала головой и вынула хрупкую и тонкую, старинную на вид флейту из витрины.– И, знаешь, ты заставил меня устыдиться. Папа для нас построил обсерваторию, это, можно сказать, был подарок. А мы там почти и не бывали. Так, забирались иногда травку покурить. И тут являешься ты, и во всем этом рубишь, и травишь так, что не заслушаться невозможно. Особенно долго распинался насчет того, что мы застряли на крошечной планетке вдали от космической цивилизации, а потому прозябаем в невежестве, остаемся дикарями, когда в центре галактики вершатся таки-ие дела! А дела там творятся вот уже пятнадцать миллиардов лет, об этом можно судить по доходящему до нас свету, по космической радиации, и что наблюдение за Вселенной в течение нескольких первых секунд после Большого взрыва, будь оно возможно, позволило бы предсказать, что случится через пять миллиардов лет, предсказать и понять…—Дайана подержала фужер напротив света, затем протерла тряпочкой.—А потом прошелся по религии: мол, жалкая безвкусица по сравнению с астрономией.—Дайана пожала плечами.– Меня этим не убедил, но все равно стало мне неловко. Потому что мы телескопом не пользуемся. И стала я подниматься в обсерваторию почаще, а потом и книжек по астрономии накупила, и оказалось, там полно математики, а уж с ней-то я всегда дружила, просто не понимала раньше, что у звезд и телескопов может быть общего с цифрами и уравнениями. Короче, меня зацепило. А потом уже втянулась, по-настоящему на звездочках задвинулась. Ты во всем виноват, Прентис! – Она бросила на меня взгляд, полный притворного возмущения, и подала стекло.