Ворошилов
Шрифт:
Подобный исход решено было отпраздновать на квартире у одного из екатеринославских большевиков. Ворошилов, и не только в молодые годы, был не прочь провести время в дружеской веселой компании, как в домашней обстановке, так и на лоне природы, но никогда не забывал меры в веселье. В этот же вечер его еще и что-то тяготило. Почему-то тянуло домой. Распрощавшись с товарищами, он уехал. И вдруг на станции Алчевская в окно он увидел мать и сестру Анну. Предчувствуя несчастье, он выпрыгнул на перрон. Родные спешили в Луганск, где умирал отец. Сквозь слезы и рыдания женщин он узнал: накануне Ефрем Андреевич попал под паровоз, был искалечен. Умер он вскоре после приезда родных в больницу…
В Луганске Ворошилов вынужден был скрываться, переходить тайком с одной квартиры
V съезд в летописях партии заслуженно получил наименование «путешествующего». Провести съезд в России и мыслить не приходилось. Но оказалось, что и в Европе не так-то уж много мест, где могли бы собраться без помех русские социал-демократы. Как и в прошлый раз, путь лежал через Финляндию, и правила конспирации пришлось соблюдать еще строже. Затем — пароход на Стокгольм. Делегатов собралось несколько десятков, сразу же по выходе в море они отбросили конспирацию, начали беседовать, затем спорить… Эти люди, привыкшие многие годы сдерживать себя, следить за словом, своим и окружающих, знать, что неосторожность ведет к тюрьме и ссылке и что, как ни стерегись, а их рано или поздно не миновать, здесь, вне власти царского правительства, почувствовали себя вольготно, и в самый короткий срок палуба парохода была заполнена смеющимися и даже дурачащимися пассажирами третьего класса. Капитан, не понимая, что происходит, глядел на все это в изумлении.
Но вскоре веселье поутихло — началась качка. Один за другим пассажиры бледнели и начинали искать укромные уголки. Ворошилову запомнилось, что дольше всех держался Н. А. Рожков, историк, приват-доцент. Лихо заломив котелок, он, сидя на палубе, распевал песни. Но приумолк и он…
Из Стокгольма на поезде отправились в Мальме, оттуда на пароме — в Копенгаген: съезд намеревались провести там. Датский король состоял в родственных связях с русской императорской фамилией [6] , и правительство распорядилось, чтобы неприятные гости немедленно покинули Данию. Делать нечего — возвратились в Швецию. Но шведская полиция заявила, что через три дня делегаты должны покинуть страну, таково решение правительства. Отказались пустить съезд в свою страну и норвежские власти. С большим трудом удалось договориться о транзитном проезде через Данию и оттуда пароходом в Англию.
6
Мать Николая II, вдовствующая императрица Мария Федоровна, была сестрой датского короля.
Переход через Немецкое море прошел без помех. Ехали на этот раз вторым классом, так как пассажирам третьего класса при вступлении на английскую землю надо было предъявить сумму в два фунта стерлингов, а таких немалых денег по состоянию партийной кассы у делегатов не могло быть. Публика на пароходе ехала респектабельная, и потертые пиджаки, заплатанные ботинки многих делегатов, как и почти полное отсутствие багажа, возбуждали подозрение у команды и остальных пассажиров. Для западноевропейского буржуа скверно одетый человек — всегда подозрительный человек, а тут их целая толпа, да они еще русские революционеры! Особенно «живописно» выглядели делегаты с Кавказа — некоторые южане побоялись ехать налегке и путешествовали в папахах и бурках.
Лондон ошеломил Ворошилова. Бесконечные потоки людей, запрудившие тротуары, колоссальные витрины магазинов, залитых электрическим светом, двухэтажные вагоны трамваев, автобусы — многое в этом огромном городе было непривычным.
Русское правительство не смогло воспрепятствовать работе съезда в Англии, хотя и пыталось сделать это. Долго не могли найти помещение. В конце концов заседания
Вновь, во второй раз, пришлось наблюдать Ворошилову, как сталкиваются две противоположные линии в революции. Только па этот раз перевес был на стороне большевиков. Революция, отступавшая в России, многому научила социал-демократов, подтвердила правильность большевистской тактики. Съезд был чрезвычайно представительным: 150 тысяч членов партии от 145 партийных организаций прислали 303 делегата с решающим и 39 с совещательным голосом.
Порядок дня, как всегда, был насыщен до предела: отчет ЦК; отчет думской фракции и ее организация, отношение к буржуазным партиям, Государственная дума, «рабочий съезд» и беспартийные рабочие организации, профсоюзы и партия, партизанские выступления, безработица, экономический кризис, локауты, организационные вопросы, международный конгресс, работа в армии. Если учесть, что ни один вопрос не вызывал согласного мнения, если знать, что каждый из них, за небольшим исключением, обсуждался страстно, с полемическими выпадами, то станет ясно, насколько напряженной была обстановка. И вновь Ворошилов видел, как умело, выдержанно и в то же время темпераментно ведет борьбу со своими идейными противниками Ленин.
Уже на первом заседании, когда меньшевик Дан начал зачитывать заявление своих петербургских единомышленников, направленное против Ленина, большевики взорвались от негодования. В протоколах съезда этот момент отмечен так: «Чтение прерывается шумом, бурными протестами, криками, так что часть заявления нельзя было слышать».
Ленин, как и на предыдущем съезде, почти ежедневно беседовал с делегатами, расспрашивал их о положении дел на местах, о настроениях рабочих. Он очень смеялся над придуманным Ворошиловым псевдонимом — Антимеков. Запомнился Ворошилову заразительный ленинский смех и по другому поводу.
Вот как он писал об этом сам: на заседании большевистской фракции «он (В. И. Ленин) высказал мнение о возможном укреплении состава ЦК рабочими непосредственно с фабрично-заводских предприятий, хорошо знающими условия местной работы и настроения масс. В качестве возможных кандидатур для обсуждения он назвал фамилии нескольких рабочих-большевиков, в том числе и мою. При этом он пояснил, что рабочие в составе ЦК были бы своеобразными мостиками или балками, которые еще теснее связывали бы руководящий орган партии с рабочим классом и всеми трудящимися.
Не помню уж, как начался обмен мнениями по этому ленинскому высказыванию, но я в силу своей горячности и недостаточной зрелости в то время сразу же попросил слова и отвел свою кандидатуру. К тому же попытался бестактно иронизировать, заявив, что я никак не думал, будто нашей партии, являющейся сердцевиной и авангардом рабочего класса, для связи ЦК с рабочими нужны какие-то балки.
Владимир Ильич терпеливо слушал этот мой детский лепет, но наконец не выдержал и заразительно рассмеялся. Смеясь и в шутку грозя мне обоими кулаками, он как бы говорил: «Ну и зарываешься же ты, молодой человек». Но вслух он после моего выступления произнес самые безобидные слова:
— Ведь это же только предположение…
Мне долго после этого было стыдно смотреть в глаза Владимиру Ильичу. Но он ни тогда, ни в какое другое время, хотя мне впоследствии довольно часто приходилось встречаться с ним, ни разу не напомнил мне об этом моем промахе».
В эти майские дни в Лондоне собрался авангардный отряд партии, и Ворошилов встречался со многими видными революционерами. Вновь он увидел Ф. Э. Дзержинского, И. В. Сталина, С. Г. Шаумяна, И. И. Скворцова-Степанова, Л. Б. Красина, познакомился с В. П. Ногиным, Юлианом Мархлевским. Очень понравился ему А. М. Горький, принимавший самое живое участие в делах съезда. Группа рабочих даже беседовала за самоваром и с вождем русского анархизма князем П. А. Кропоткиным. Ездили делегаты и на заводы, которые не слишком-то поразили Ворошилова: завод в Юзовке, по его мнению, был мощнее и более современно оборудован. Словом, было немало приятных, интересных, полезных встреч. Но случались и неприятные.