Воровка
Шрифт:
— Да, повелитель. — Ремис склонил голову. — Я запомню.
— Хорошо. Можешь встать.
Ремис чуть было не вскочил, но в последний момент замер, запоздало спохватившись, что едва не забыл кое о чем очень важном. Возможно, более важном, чем то, что его возьмет под опеку один из самых главных ситхов в галактике.
— Повелитель, умоляю, разрешите мне повидать девочек. Я понимаю, что они сильно провинились, но они все равно мои подруги. Я бы очень хотел с ними встретиться, прежде чем улететь с Коррибана.
Ремис ужасно, до противной
Ремис умолк, уставился в пол. Медленно потекли секунды. Ниточка растянулась до предела, задрожала…
— Ты можешь проведать их в медблоке завтра утром. Я освобожу тебя от тренировки.
…И выдержала. Ремис согнул спину еще ниже, почти распластавшись по полу. Изрядно запоздавшая эйфория наконец догнала его, накрыла с головой. Впервые за весь этот день на душе у него сделалось легко, почти радостно. Да что там — почти! Он будет учеником повелителя Танатона. Девчонки живы, и уже завтра Ремис сможет наорать на дурынду Риссу и обнять Иллин с Милли. А потом и Риссу тоже обнять, хотя она точно будет вырываться. А уж как офигеет Кир, когда обо всем услышит!
Все было настолько хорошо, насколько вообще могло быть. У него-то уж точно. А девчонки… девчонки оклемаются, и у них тоже все будет хорошо.
Часть 30
Рисса боялась умирать. Она понимала это так же отчетливо и ярко, как и то, что на сей раз умирает по-настоящему. Насовсем. У нее больше не было сил держаться. Она даже не ощущала свое тело — казалось, оно висит на столбе куском мяса, а душа уже сбежала из него и теперь болтается неподалеку, отстраненно наблюдая за всем со стороны. Рисса знала, что ей очень больно, но уже почти не чувствовала этого. Не чувствовала, как горит изувеченная спина. Не чувствовала, как наручники врезаются в содранные до мяса запястья. Не чувствовала жуткого напряжения в руках и плечах, будто бы рвущихся под весом остального тела. Пить только жутко хотелось. И глаза протереть — бесила едкая и колючая смесь из пота, слез и песка, которой их склеило.
Это было похоже на кошмарный сон, из которого не вырваться. Иногда он накрывал с головой, и тогда Рисса не чувствовала и не видела вообще ничего. Иногда — чуть отпускал, и тогда боль возвращалась, но с каждым разом становилась все глуше и дальше. Вместе с ней уходили последние силы. Рисса пыталась двигаться, но не могла. Пыталась сконцентрироваться на какой-нибудь мысли, но ничего не получалось. Даже веки разлепить — и то не выходило.
В какой-то момент в глаза перестало светить. Наверное, наступил вечер. Да какая уже разница? Это все. Действительно все. Но почему? Почему это все не может быть страшным сном? Почему все… вот так?
"Я не хочу. Пожалуйста, пожалуйста, не
Рисса заплакала бы в голос, если бы могла. Вместо плача из горла вырвался поток горячего воздуха, больно ободравшего сухую глотку. Будто в издевку, по щеке мазнуло прохладным ветерком, и Рисса ухватилась за это чувство — последнюю ниточку, отделявшую ее от вязкой черноты, из которой с каждым разом все труднее было вырваться. Рисса знала: если она провалится в нее снова, то уже не проснется. А она не хотела. Больше всего на свете она не хотела навсегда остаться во сне.
Услышав голоса, Рисса подумала, что бредит. Вроде бы женский и мужской… Рисса узнавала слова, но не понимала смысла. Это было все равно что вслушиваться в белый шум или пытаться понять, что говорят ученые на познавательном канале.
Кто-то коснулся ее подбородка. С трудом разлепив веки, Рисса увидела лишь два размытых темных пятна.
— Удивительно, что она еще жива. Сильная, что и говорить.
— Верховный наставник счел ее безнадежной, миледи, а повелителю Танатону нет дела до ее судьбы. Но вы, насколько я помню, проявляли интерес…
— Проявляла. Но до сих пор не уверена, стоит ли эта девчонка моего времени. Такая строптивица…
Чужие пальцы провели по щеке, убрали волосы с лица, легонько погладили по лбу. Не отдавая себе в том отчета, Рисса потянулась за лаской и живым теплом, дрожа от страха потерять их, снова остаться одной.
"Только не уходи, — Рисса терлась лбом о чужую руку, не имея ни малейшего понятия, к кому ластится. Главное ведь было совсем не в этом, а в том, что кто-то пришел, кто-то прикоснулся к ней, кто-то спасет ее, не даст потеряться в страшной черноте. — Не уходи, пожалуйста. Пожалуйста, помоги мне. Я все сделаю. Все что захочешь, только не бросай…"
— Неужели все? — Слова прозвучали неожиданно четко, словно возникли прямо у Риссы в голове. — Я могу помочь тебе, Рисса. Могу забрать отсюда. Но взамен тебе придется пообещать, что ты станешь хорошей девочкой. Будешь учтивой, послушной, и навсегда забудешь о своем бунтарстве. Ты согласна?
Рисса залилась слезами, прижалась щекой к ласковой ладони. Неужели все так просто? Просто быть хорошей девочкой, и все? Как в сказке? Правда?
— Да, — прошептала она, с трудом ворочая распухшим языком. — Пожалуйста… что угодно, только заберите… я не хочу… не хочу…
— Ну тише, дитя. Тише. — Незнакомка нежно провела ладонью по ее щеке, стирая слезы. У нее был такой красивый голос… Рисса поняла, что никогда не слышала ничего более чарующего и прекрасного. — Я дам тебе еще один шанс.
Женщина отняла ладонь, и Рисса жалобно вскрикнула, неосторожно потянувшись за ней. Отступивший было холод вернулся, а вместе с ним — боль, неожиданно нахлынувшая с полной силой. Незнакомка отвернулась от нее, так и не дав рассмотреть своего лица.
— Немедленно распорядитесь о лечении, надзиратель. Я улажу остальные вопросы с верховным наставником.