Воровка
Шрифт:
— Благодарю вас, надзиратель. — Фархан кивнула ему с ледяной вежливостью госпожи, довольной слугой. — Вы можете возвращаться к своим обязанностям.
Ясх, еще раз поклонившись, исчез за дверью. Рисса осталась наедине с Фархан.
Стоять на коленях было неприятно, почти больно, но Фархан не спешила с разрешением подняться. Забавно ей? Любопытно, не сорвется ли Рисса, не натворит ли глупостей на нервах? Рисса часто-часто задышала, пытаясь совладать со злостью. Ну нет, на этот раз она дурить не будет. Не будет давать лишний повод унизить себя, "повоспитывать"
"Взгляд в пол, — повторяла Рисса себе, слушая гулкие удары собственного сердца. — Не бояться. Не злиться. Она почувствует и воспользуется".
— Вижу, ты научилась молчать и преклонять колени. Хорошо, девочка. — Фархан ласково улыбнулась ей. Интонации у нее были точь в точь, как тогда, у столба — мягкие, по-матерински нежные. — Надеюсь, ты хорошо усвоила недавний урок, и мне не придется его повторять. Можешь встать.
Рисса послушно встала, но взгляда от пола не подняла. Она же хорошая девочка, она отлично усвоила все уроки, и ее больше не надо бить. Самой от себя противно было, но что делать?
Фархан внимательно смотрела на Риссу, а Рисса в ответ — на нее, исподтишка. Не нравилась ей эта женщина, еще больше не нравилась, чем все надзиратели вместе взятые. Она говорила мягко, но за мягкостью этой пряталось нечто не менее страшное, чем могильный холод, исходивший от Танатона, или ревущее пламя, проступавшее вокруг верховного наставника, стоило чуть напрячь зрение. Ее окружали тени — клубились вокруг тонкой фигуры, смотрели ее темно-карими глазами, тянулись следом за изящными пальцами. Вряд ли это было то же, что видела Милли. Риссе подумалось, что если можно представить зло, то выглядеть оно должно именно так.
— Любопытно, дитя? — Рисса вздрогнула от неожиданности, моргнула, и тени тут же пропали. Осталось лишь ощущение смутной угрозы, сквозившей в каждом движении Фархан. — Не бойся. Ты умеешь смотреть глубже, чем большинство детей твоих лет. Ты на редкость талантлива. Хорошо, что я не позволила Харраду сгубить тебя за обычную детскую глупость.
Рисса едва сдержалась, чтобы не высказать Фархан все, что думала. "Детская глупость"?! Глупость — пытаться выжить? Глупость — жить не по чьей-то указке, а так, как самой хочется? Глупость — отказаться убивать людей, которые ничего ей не сделали?!
Фархан поднялась из-за стола. Медленно обошла его, приблизилась к Риссе, обдав ее тяжелым, горько-сладким запахом духов. Рисса инстинктивно сжалась, приготовившись вытерпеть боль, когда ситка погладила ее по щеке. Не верила она в ее ласку. А уж тем более — в ласку, которую дарят с таким выражением глаз.
— Ты делаешь большие успехи, девочка. Сдерживаешь эмоции, не дерзишь, хотя явно очень хочешь… — Она улыбнулась. — Как благотворно влияет хорошая порка на детский ум. Но сейчас можешь не бояться. Расскажи мне, что тебя так разозлило. Я не накажу тебя, если ты будешь учтива.
Рисса впилась ногтями в ладони. Дракон ворочался, порывался сжечь ситку, но Риссе приходилось загонять его поглубже, не позволять поднять голову. Будь она старше и сильнее, она бы показала, как благотворно повлияла на нее порка… Но Рисса
— Вы сказали, что нас наказали за "детскую глупость", миледи, — выдавила она, старательно глядя в пол. — Но мы сбежали, потому что хотели выжить. Это не глупость. И тех пленников отказались убивать, потому что не хотели становиться… — Рисса прикусила язык: за "мразей" Фархан наверняка сделала бы с ней что-нибудь болезненное, — …как рабы, которые самые отвратительные приказы исполняют, потому что боятся, что их накажут. Это тоже не глупость.
Фархан вскинула тонкие брови в показном удивлении.
— Не глупость? — вкрадчиво переспросила она. — Что же, Рисса. Тогда скажи мне, чего вы этим добились. Вы получили свою свободу? Или, быть может, спасли тех преступников, приговоренных к смерти?
С тем же успехом она могла снова отхлестать Риссу плетью. Рисса дернулась, отвернулась, сдерживая злые слезы. Будто Фархан сама не знала, что нет! Ничего они не добились, только чуть не погибли, причем несколько раз. Но как можно было по-другому?! Сдаться? Прогнуться под Аргейла? Или побежать лизать сапоги кому-нибудь вроде Танатона, как Ремис? Противно. Противно, мерзко и подло.
Фархан мягко, но крепко взяла ее за подбородок, заставила смотреть прямо.
— Если снова посмеешь отвернуться, когда я с тобой разговариваю, получишь пощечину. На первый раз, — тихо сказала она. — Ты не ответила на мой вопрос, Рисса.
Слезы все-таки прорвались. Вот же… Да, офигеть как многого добились! В рабство попали, от которого так хотели сбежать. Разве для этого она удирала из Академии, чтобы сейчас кланяться этой стерве?! Чтобы выполнять любую ее команду и трястись от каждого недовольного взгляда?! Зачем, зачем она все это ворошит?!
— Ничего мы не добились, — всхлипнула Рисса. — Вы же видите, мы не хотели так жить! Не хотели становиться ситхами, не хотели быть, как вы… Нас не спросили, хотим мы вообще здесь учиться или нет, понимаете?! Мы просто жить хотели, без этого всего!
Рисса понимала, что ревет самым постыдным образом, но ничего не могла с собой поделать. Решит Фархан ее наказать — да пускай! Стерпит как-нибудь, не впервой. Она просто не в силах была больше держать в себе все это, ей нужно было хоть кому-то рассказать — пусть даже этой суке, которая обещала бить ее за неосторожный взгляд в сторону.
Некоторое время Фархан молча смотрела на нее.
— Не хочешь так жить? — переспросила она. — А совсем недавно ты мне совершенно другое говорила. Но если ты так уверена…
Рисса не успела заметить, как Фархан выхватила световой меч, — только отшатнулась, вскрикнув, когда алый клинок застыл у ее горла, почти касаясь кожи.
— Мне не нужна ученица, которая жаждет лишь собственной смерти. Если хочешь, я могу закончить все прямо сейчас. Ты умрешь быстро, почти без боли. Тебе достаточно попросить. Или сделать шаг вперед, если ты настолько горда.