Воровская правда
Шрифт:
Молодые люди оделись и вышли на улицу. Теплый июльский вечер уже превратился в темную безлунную ночь. Редкие фонари освещали пустынный переулок. Они пошли к бульвару.
— Обожди меня здесь, — шепнул вор Ольге на ухо, усадив ее на скамейку.
Ждать ей пришлось недолго: уже через несколько минут он вернулся, держа в руке золотые часики.
— Тебе нравятся эти часы? — радостно спросил Заки.
— Золотые… Господи! Где ты взял эту прелесть?
— Тебя не должно это волновать. Надевай! — торжественно объявил он.
— Но они же ворованные! — воспротивилась Ольга.
— А тебе-то какая разница? Дареному коню в зубы не смотрят.
— Я их не надену! — упрямо заявила девушка.
— Вижу,
— Что же ты делаешь?! — воскликнула Ольга.
— Не расстраивайся, я тебе принесу еще лучше! — уверенно пообещал вор. — Сиди и никуда не уходи! — И, не обращая внимания на протесты Ольги, вновь ушел в ночь.
Заки вернулся через полчаса — на сей раз он сжимал в руках по паре золотых часов.
— Выбирай! Если тебе и эти не понравятся, тогда я не знаю, что тебе еще предложить.
— Мне не надо от тебя никаких часов, — строго объявила Ольга. — И вообще, мне от тебя ничего не надо!
— Ах, вот как?! — вспылил Заки и с силой швырнул часы в сторону. — А знаешь ли ты, что в «Яре» и в «Славянском базаре» мы с тобой пировали тоже на ворованные деньги, ведь я вор, или ты забыла?! Мне казалось, что ты меня принимаешь таким, каков я есть, — или ты думаешь обратить меня в свою веру? Так выслушай меня, я не смогу быть таким, как ты! — все более горячился Мулла. — Я не только из другого теста, я еще и из другого мира. Что ты можешь знать о той жизни, о том, как я прожил свои двадцать лет? В этом мире девочки в четырнадцать лет становятся проститутками, а парни в пятнадцать — рецидивистами. Ты и тебе подобные привыкли сытно жрать и сладко спать. Уходи от меня, я не хочу тебя видеть!
Заки был готов к тому, что Ольга встанет и уйдет прочь. Сначала густая ночь размоет очертания ее фигурки, и белое платье будет виднеться в конце бульвара светлым пятном, а потом исчезнет и оно. Он знал, что первое время ему будет недоставать ее ласковых рук и жарких поцелуев, он высохнет от одиночества и тоски, во избавление от душевных мук станет пить и будет идти на неоправданный риск и как следствие — неминуемо окажется за решеткой, откуда вышел только прошлым летом. Ему будет недоставать ее белого, словно выточенного из итальянского мрамора, шелковистого тела.
За полгода их встреч Заки успел узнать Ольгу поближе и теперь понимал, что она далеко не та наивная девочка, какой показалась ему в их первую встречу. В искусстве любви она не уступала опытным проституткам с Тверской, вот только отдаваться предпочитала не в сырых подвалах, а на мягкой надушенной перине.
Ольга действительно была из другого и почти враждебного мира — непонятного, сытого и злого. И вела она себя с Заки как избалованная помещица с управляющим родового имения — могла накричать в сердцах, а то и выставить за дверь. Он был для нее диковинной игрушкой, которую можно показать любопытным подружкам, или комнатной собачкой, которую в зависимости от настроения можно отшлепать поводком или взять с собой в постель.
Теперь Заки понимал, что Ольга всего лишь снисходила к нему. Нечто подобное делали, наверное, императрицы Рима, когда, пренебрегая знатными поклонниками, отдавались караульным солдатам или кучерам в тупичках конюшен на куче слежавшегося навоза. Мимолетные романы с людьми из низших сословий всегда вносили в жизнь великосветских барышень элемент экзотики и пикантности. В какой-то степени это выглядело даже некоторым самопожертвованием.
Мулла знал, что если Ольга уйдет, то воспоминания о ней не будут светлыми. Скорее всего они станут напоминать могилу, поросшую сорняками. А если он и будет возвращаться к месту захоронения своей памяти, то уж совсем не для того, чтобы возложить величественный венок.
Заки вдруг ясно увидел, что Ольга избалована, кичлива, что она требует к себе постоянного внимания и ведет себя так, будто весь мир должен вращаться вокруг ее персоны. Мулла понял, что ему нужна девушка попроще да посговорчивее, с которой можно не только откровенно поговорить, но и шутя шлепнуть пятерней по заднице.
Однако Ольга не ушла. Не говоря ни слова, она отыскала в кустах выброшенные часы и надела их на запястье.
— Если тебе это так нужно, то я могу не снимать их вообще!
Ольга сдержала слово. Даже в минуты их близости эти золотые часы оставались единственным предметом ее туалета. Однако после того случая на бульваре каждый из них вдруг осознал, что отношения между ними не так крепки, как им представлялось, и что они могут столь же стремительно расстаться, как некогда сошлись.
Мулла стал частым гостем в ее квартире. Всякий раз ему с трудом верилось, что всего лишь каких-то несколько месяцев назад он явился в этот дом, вооружившись «фомкой».
Однажды, не дождавшись Ольги около университета, Заки решил зайти к ней домой. На его робкий звонок дверь открыл ее отец — Аркадий Васильевич. Это был едва ли не первый случай, когда они столкнулись нос к носу. Несколько раз Заки видел его на улице, издалека: Аркадий Васильевич вылезал из черного «Форда» и быстрым шагом направлялся в подъезд, важно поглядывая поверх голов прохожих. Он всегда одевался в костюмы коричневого цвета и одинакового фасона — пиджак с широкими, подбитыми ватой плечами и идеально отглаженные брюки. Казалось, Аркадий Васильевич постоянно носит один и тот же костюм, хотя это, конечно же, было не так. Внешне он напоминал заведующего провинциальным клубом, который способен волочиться за хорошенькими хористками. На самом деле он занимал один из ключевых постов в Наркомате иностранных дел. Из многочисленных загранкомандировок он привозил массу безделушек, которые заполняли в его квартире серванты и этажерки. Заки подозревал, что Аркадий Васильевич даже и не заметил отсутствия большинства украденных вещей.
— Дочери нет дома, — строго заметил Ольгин отец. — А ты проходи, не стесняйся, Оля скоро должна подойти. — Мулла хотел было отказаться, сославшись на занятость, но Аркадий Васильевич, ухватив гостя за руку, втянул его в коридор. Заки невольно подумал, что, если бы он повстречался с хозяином во время той памятной квартирной кражи, ему вряд ли удалось бы вырваться из таких лап. — Я давно хотел с тобой поговорить… Мулла, — посмотрел он жестко в глаза Заки. — Ты удивлен? Я знаю о тебе куда больше, чем ты полагаешь. Или ты решил, что мне все равно, с кем встречается моя дочь? А ты хорош! В таких, как ты, Мулла, бабы влюбляются без оглядки. К твоей внешности подошла бы кличка Чингисхан. — Аркадий Васильевич сделал паузу. — И все-таки, Заки, ты недостаточно свят для моей дочери!
— Что вы этим хотите сказать?
У Заки заколотилось сердце. Теперь он с особой отчетливостью осознал, что совершил ошибку, когда вернулся, чтобы помочь роженице. У воров на этот счет существует примета — никогда не возвращаться на место кражи, пусть даже удачной. Такое возвращение приносит несчастье — и теперь примета сполна оправдывалась.
— Ты меня удивляешь, Заки. Я думал, что ты толковый парень, — разочарованно процедил Аркадий Васильевич. — Или ты меня держишь… Как это на вашем языке… За фраера? — Голос Ольгиного папаши крепчал, и в нем зазвенели стальные нотки. — Что ты о себе возомнил, пацан? Да я таких, как ты, к стенке ставил!