Ворожей Горин – Зов крови
Шрифт:
— Чей труп? — прорезался мой голос, дав нехилого петуха. Признаться, Косякова я в таком состоянии видел впервые. Да что там, я вообще в первый раз человека в таком состоянии видел. Казалось, что сейчас Косяк был способен не только на членовредительство, но и на смертоубийство. Именно поэтому я поспешил уточнить свою позицию. — Да не убивал я никого!
— Хватит Ваньку валять, дебил! — зашипел на меня Косяков, но шипение это сочилось такой ненавистью, что мне оно показалось криком. — Я говорю о трупе Семеновой! Хочешь, скажу, как дело было? — замглавврача все больше распалялся, походя уже не столько на разъяренного человека, сколько на психопата. — Ты грохнул двоих своих сослуживцев, — продолжал плеваться он мне в лицо, прижимая меня к стене
Тут, признаться, я не выдержал. Нет, у меня никогда не было розовых очков на глазах, я всегда знал, что могу кому-то нравиться, а кому-то — нет. Также я прекрасно осознавал, что в этой жизни кто-то может и не любить меня, и даже ненавидеть. Но вот чтобы так открыто проявлять агрессию, причем абсолютно безосновательно — это уже перебор! Косяк, он хоть и заслуженный врач всея Руси, но права так со мной обращаться ему никто не давал. По сути, он мне сейчас проплевал в лицо обвинения во всех смертных грехах человечества, не предъявив никаких доказательств. Да еще и заявил, сволочь, что всегда знал, что я убийца и гнилой человек. Да, это его личное мнение, и да, он говорит все это мне лишь потому, что боится за свою собственную шкуру, но я же знаю, кто я есть на самом деле. Себе самому же я цену знаю! Какой я убийца? Да, я, может быть, и не самый честный человек на планете, но кто не без греха? Есть во мне и пороки, и та самая пресловутая гнильца, с которой каждый человек в своей жизни сталкивается, но, во-первых, со всем этим я стараюсь бороться по мере своих сил, а во-вторых, не ему, старому плешивому совратителю молоденьких ординаторш, читать мне нотации. Морализатор хренов!
В общем, не знаю, откуда во мне появились смелость и силы, но я каким-то образом протиснул свою руку между стальным зажимом рук Косякова и собственной шеей и резко крутанулся, да так, что одновременно с разворотом умудрился захватить и его руку. Тот успел лишь приглушенно вскрикнуть — такой прыти он от меня явно не ожидал. Хотя, признаться честно, не знаю, на что он на самом деле надеялся, прибегая к грубой физической силе. Пропасть между нами была не только в статусах, но и в возрасте. Но если первое давало Косяку неоспоримое превосходство надо мной, то второе уже играло в мою пользу. Я был лет на тридцать моложе и имел неплохие физические кондиции. И тут уж извини-подвинься — одно дело пользоваться своим положением, чтобы сделать человеку гадость, а другое — вот так нападать. Уж не знаю, что именно на Косякова нашло, но терпеть подобные выходки в мои планы не входило. Применил силу — будь готов, что тебе ответят.
В общем, не понимаю, как именно, но мне удалось в корне изменить диспозицию в этой темной подсобке. Сейчас уже Косяков был в положении жертвы, а я всем своим весом прижимал его лицом к стене, удерживая за его спиной вывернутую в локте руку и чуть приподнимая ее вверх под неестественным углом. Послышался тихий хруст его халата (а может и связок локтевого и плечевого суставов).
— Значит так, Кирилл Иванович, — грозно прошептал я ему в ухо, чувствуя, как его окладистая бородка елозит по побелке, а дыхание сбивается от злости и удивления, — я понятия не имею, что вы тут мне втираете, но если я еще хоть раз услышу от вас хотя бы один подобный звук, вы пожалеете, что на свет родились. Хоть пикнуть в мою сторону посмеешь, гад, я вырву твой поганый язык и заставлю сожрать, понял? — я вывернул руку Косякова посильнее, и тот взвизгнул. — Ты понял?! — повторил я. Косяков лишь головой замотал. — Отлично, — продолжил я. — И еще, козел старый, будешь докапываться до меня — все узнают о твоей связи с Пироговой. Есть у меня и видеозапись ваших встреч, и ее пьяные признания на счет вашей с ней, так сказать, «близости».
На самом деле я отчаянно блефовал. Повезло еще, что в стрессовой ситуации я вспомнил фамилию той самой ординаторши, с которой зажигал несколько
— И последнее, — прошипел я на ухо своему недоброжелателю, — ты сам разыщешь труп пациентки Семеновой и меня им больше попрекать не станешь, поскольку я к этой бабке никакого отношения не имею. Померла она своей смертью. Реанимировал ее Зорин, а лечил Соловьев. Вот с них и спрашивай. Я вообще в ту ночь на дежурстве оказался лишь по твоей прихоти! Так что, падла, — и я еще сильнее вывернул руку Косякова, — отвали!
Только сейчас до меня дошло, что оба упомянутых мной доктора были уже мертвы, а мои слова лишь усугубляют подозрения против меня — мол, раз я на них ссылаюсь, то я их и убил. Зачем убил, как именно — уже неважно. Главное, что сейчас своим поведением я нажил себе смертельного врага в лице замглавврача Косякова. Он теперь в лепешку расшибется, но попытается меня закопать. При условии, разумеется, что меня и так сейчас не арестуют прямо на допросе.
Осознав свою оплошность, равно как и то, что назад сдавать уже поздно, я выпустил руку Косякова.
— А теперь убирайтесь с глаз моих! И помните, — я посмотрел на перепуганного врача так, что мне и самому бы от своего взгляда тошно стало, — ни слова больше ни про меня, ни в мой адрес! Ни при мне, ни у меня за спиной. Чтобы забыл, козел старый, как произносится мое имя! — глаза мои сверкнули, а взгляд Косякова, наоборот, потух. От былой спеси в нем не осталось и следа. — Кивни, если понял! — приказал я Косякову, и тот покорно повиновался. — А теперь пошел вон отсюда!
А вот такого я за собой не наблюдал раньше. Не испытывал я раньше ни к кому столь сильного презрения. Нет, встречал я на своем пути личности и противнее этого сморчка, но то были люди, напрямую ко мне не относящиеся. А эта сволочь прямо вывела сегодня, вот я и не сдержался. Ну, ничего, надеюсь, напугал я его знатно. Если отмажусь сейчас, может, пара недель спокойствия будет мне наградой за этот нервный срыв.
Я выждал минуту и вышел из подсобки вслед за Косяковым. Оглядевшись по сторонам, я пришел к обнадеживающему выводу — никто этой нелицеприятной сцены не видел. А стало быть, никто и не сможет на меня пальцем показать. Я же упрусь в несознанку — мол, ни с кем не конфликтовал, ни с кем не говорил, никому не угрожал. Пусть сперва докажет свои обвинения. Разумеется, доказательств он никаких не предъявит, а там уж только его слово против моего.
С этими мыслями я и пришел в приемную главного врача.
— Горин? — уточнила секретарша, когда я робко просунул свою физиономию в приоткрытую дверь приемной. Я кивнул. — Хорошо. Я доложу.
Она нажала кнопку связи на телефоне и доложила:
— Владимир Анатольевич, к вам ординатор, которого…
— Да, пускай заходит, — перебил девушку властный голос Мезина.
Секретарша кивнула мне на дверь, обитую кожей, на которой красовалась табличка «Главный врач». Собравшись с духом, я постучался и тут же вошел в кабинет.
— Вызывали? — уточнил я у главного врача больницы, сидящего за своим огромным столом. Попутно я оглядел кабинет и увидел в нем еще двоих мужчин, одетых в штатское.
— Да, Григорий… эмм…
— Олегович, — помог я главному врачу.
— … Олегович… Горин, да?
Я кивнул.
— Вот, Горин, — он привстал и указал рукой на двух мужчин, сидевших напротив него за переговорным столом, — товарищи из органов. Хотят с тобой поговорить.
— А документы у товарищей вы спросили? — откуда во мне появилась такая наглость, я не знал, но вот, ей богу, само вырвалось.