Восемь дней до рассвета
Шрифт:
– А на какой машине поедем? – спросил он.
– Возьмем у твоего брата.
– А вдруг он не даст.
– Я думаю, уговорим.
Мы долго готовились к этому дню: к встрече с его братом. Перед ней я почему-то волновалась. Старалась не думать об этом и не причесываться так тщательно, но мне очень уж хотелось ему понравиться.
Мы пришли в маленькую однокомнатную квартиру. Уж не знаю, что он знал про нас и про нашу затею, но встретил он нас с радостью.
– Твоя подружка? – спросил он его, когда я вошла.
Мой друг немного засмущался, покраснел и сказал, что мы просто
– Ясно, – брат усмехнулся и оценивающе поглядел на меня.
Не знаю, как насчет его впечатления обо мне, но мне он сразу же понравился. К таким обычно тянутся другие люди, особенно девушки. Он был красивым: высоким, смуглым, с роскошными густыми волосами, которые не слушались ни расчески, ни воды, ни рук, но очень шли ему.
Улыбался он не хуже, чем Том Круз. Говорят, что в японских мультиках чем сильнее блеск глаз, тем добрее и дружелюбнее персонаж. Так вот, блеск его глаз был блеском тысячи зеркал на солнце.
Я старалась вести себя как можно непринужденнее. Мне очень нравились люди, которые не задумываются о том, что они что-то делают, но все выходит у них плавно и красиво. Я пыталась так же вести себя: непринужденно, равнодушно и чуточку отстраненно. Но только еще идя из прихожей в кухню, я запнулась о чьи-то ботинки, а за ужином пролила соус. Со мной всегда так получалось. Неловкая и неуклюжая.
– Так зачем вам машина? – спросил его брат.
Он ответил.
Брат нахмурился и долго ничего не говорил, а потом наконец спросил:
– А как же мама? А?
– Ну, я… не знаю…
– Вот именно, что не знаешь, думаешь только о себе… это глупо, пожалеешь потом… Но, знаешь, учить тебя жизни я не собираюсь, поступай, как хочешь…
– Так ты дашь машину?
– Я не могу, конечно, дать тебе машины, с которыми я работаю, – он на секунду замялся, – могу предложить только свою “девятку”…
– Правда?
– Угу.
– Спасибо. Ты самый лучший дядя на свете.
– Да ладно, – он отмахнулся, – я не одобряю твою затею, и ты прекрасно это понимаешь. Должен понимать.
После встречи с его братом мы вышли на улицу, уже начиналась весна, и под ногами была непроходимая грязь.
– И что это ты на него так пялилась? – недовольно спросил друг.
Я не ответила, и мы зашлепали по лужам. Теперь можно было начинать готовиться к поездке. И обратного пути не было.
VI
– То есть ты вообще никогда не плакала? Никогда-никогда?
– Вроде нет, я не помню.
– Даже когда “Титаник” смотрела?
– Смеешься, да я заснула посредине фильма, а ты говоришь – плакала…
– Ну а когда коленку разбивала или падала больно, тоже не плакала?
– Нет, а чем тут слезами поможешь? Боль перетерпеть надо…
– Ну а когда, помнишь, ты услышала, что над тобой смеялись, тоже нет?
– Нет, мне все равно было по большому счету, плакать как-то даже в голову не пришло.
Он задумался:
– ОК, еще один маленький вопрос, последний, ладно? А когда мы с тобой расстанемся, там, в моем родном городе, и когда ты одна поведешь машину назад по тем же самым местам, по которым мы когда-то ехали с тобой вместе,
Я задумываюсь над его словами: конечно, легче всего было сказать
“нет”, но я пытаюсь представить себе эту ситуацию и себя в этом случае. Ведь действительно, за последний год я провела с ним намного больше времени, чем с самой собой, он стал частью меня. А как можно расстаться с частью самого себя?
– Не знаю… – отвечаю я, – действительно не знаю…
Всю оставшуюся часть пути мы едем молча. Каждый, наверное, пытается представить себе, что будет дальше, и почему-то становится не по себе.
– Ты и в самом деле никого никогда не любила? – спрашивает он.
Мы занавесили шторы в нашем номере, сидим на полу и пьем мартини, заедая его оливками. Я, прислонившись к тумбочке, он – к кровати.
Между нами стоит пепельница с кучей окурков… мы сидим так уже второй час и порядком напились.
– А ты, что ли, любил? – спрашиваю я. – Только не надо мне про свою
Катю: не любовь это… не могу я поверить, что ты какую-то куклу можешь любить, у нее же мозгов, как у цыпленка, только и есть, что клевая задница.
Он усмехнулся:
– Может, и не любил, а задница у нее действительно клевая… но я хотя бы могу назвать человека, к которому испытывал какие-то чувства, а ты вот можешь?
– Том Йорк.
– Я серьезно.
– И я.
Мы молчим, а потом я вдруг начинаю говорить, взахлеб, пытаясь успеть рассказать все, пока не передумала:
– А какой смысл мне любить? Посмотри на меня: да, я твоя подруга и ты никогда не скажешь и слова плохого о моей внешности, но я реалистка и вижу, что меня не провожают взглядами, как других. Так вот, скажи, зачем мне любить, если тот, кого я полюблю, все равно никогда меня не полюбит? Душа? Да кому она нужна? Все это только глупые разговоры, которые все равно неправда.
– Я тоже не красавец, – произносит он с совершенно серьезным видом, так что я просто не могу удержаться от хохота.
– Был один, – наконец говорю я, – парень с татуировкой. Я встречала его каждый день около своего дома. Я выходила, а он тут как тут. Он ждал кого-то. Кого, не знаю. Но мне все время казалось, что меня.
Хотя это, конечно, не так. Я ведь проходила мимо него тысячу раз, а он ни разу так и не посмотрел на меня. Ни разу. Каждый день я выходила на улицу с единственной мыслью, что сейчас увижу его. И когда видела, не могла оторвать от него взгляда, смотрела, прямо как завороженная. И все ждала, что вот сейчас, сегодня, он подойдет и заговорит со мной. Так продолжалось несколько недель. А потом он исчез. Наверное, все-таки дождался того, кого ждал. А я еще долго надеялась, что он вернется. Вспоминала его каждый день, строила какие-то безумные планы. Тогда я подумала, что, пожалуй, он тот самый человек, с которым я могла бы провести всю жизнь… Теперь я, конечно, так не думаю. Я ведь совсем его не знала. Вот, например, с тобой – могла бы. Мы с тобой очень похожи. Живем в каком-то выдуманном мире. Ты его придумал для меня, я – для тебя…