Восемь глав безумия. Проза. Дневники
Шрифт:
«…что у нас и живые мощи горят энтузиазмом и патриотизмом и лгать умеют здорово», — усмехнулась я про себя. А вслух спросила:
— Ну, кто же все-таки сейчас приедет?
— Он — мой большой друг, как я уже сказал, и в то же время он возглавляет этот — ну как бы выразиться? — это наблюдение партии и правительства за моим домом и за моими знакомыми. Он сам предупредил меня об этом.
— То есть о том, что он — соглядатай.
— Ну, не совсем так. Ты уж слишком упрощаешь.
— Хорошо. Не соглядатай, а партийное око, блюдущее твою чистоту, неподкупность и недоступность враждебным влияниям. И медсестра в экстренных случаях, подобных сегодняшнему, спешно
Больной рассмеялся, нельзя сказать, чтобы очень уж веселым смехом.
И тут же явился он. Звонка мы не слыхали, не слышали и шагов в соседней комнате. Услышали только стук в дверь. Признаюсь, я поежилась, а хозяин особенно блаженно заулыбался.
Вошел. Бритый, полный. Несмотря на округлость форм, черты лица четкие. Подтянутый, щеголеватый. Возраст 45–50 лет. Штампованный действительностью и литературой облик бдительного стража госбезопасности. До обидного штампованный, обычный, привычный, кого так легко узнать даже в суматохе, в большой толпе, будь он в военном или в штатском платье.
С лежащим хозяином дома он поздоровался очень по-дружески. На меня взглянул без особенной заинтересованности, но с профессиональной внимательностью. Основин отрекомендовал меня, гость любезно пожал мою руку и назвал свою — довольно видную — фамилию.
Между хозяином и вновь пришедшим начался разговор: здоровье, какие-то общие дела, какие-то с кем-то о чем-то совещания. Я молчала, как всегда в присутствии незнакомых лиц… да еще и «лицо» такое было, с которым любой разговор мог повернуться в самую опасную сторону.
Минут через десять хозяин кивнул на меня гостю:
— Вот то, что тебе нужно… К личному секретарю… Помнишь?
Лицо гостя сделалось еще более четким. Он устремил на меня неприятно изучающий взгляд. Должна признаться: выражение «то, что тебе нужно» очень покоробило меня. Я оскорбленно насторожилась и залюбопытствовала.
— Дважды отбарабанила, — улыбнулся хозяин. Его широко открытые слепые глаза блестели неживым блеском. — Теперь просит реабилитации, да не дают, предлагают удовлетвориться амнистией… Ну, настроение, сам понимаешь… жить негде, работы нет. А по правде говоря, человек хоть и очень запутавшийся, но в основе наш…
Именитый гость выслушал все это очень внимательно, оглядел меня с головы до ног, затем бесстрастно и сухо выговорил:
— Обстановка усложнилась у нас за последнее время в связи с всякими событиями и переломами… Почва для интеллигентского пессимизма очень благодарная. Педагог? Журналистка?
— Писательница, — ответила я, словно на допросе.
— Ну, вот. Ваш брат снова в трех соснах заблудился.
Вмешался хозяин:
— С ней можно прямо говорить, хоть она и поругивает нас. Да и честный человек — не выдаст.
Гость холодно улыбнулся и снова оглядел меня, будто соображая, за сколько можно купить и что можно получить.
— Не выдаст?.. Ну, этого мы не боимся. Еще бы выдала… Да и кому? Кроме того, каждый знает, чем рискует, выдавая нас.
«Кого „нас“? — подумала я. — Вероятно, „тайную канцелярию“. Явно этот человек занимал пост, далекий от охранки. Значит, тайный, особо ответственный руководитель?»
С напряженным интересом и тайным отвращением я ожидала дальнейшего.
— Что у вас там настроения всякие, это даже хорошо для нас, натуральнее получится. Там вы настроения свои не скрывайте, наоборот: благодаря этим настроениям вы скорее войдете в доверие.
Почему этот важный чин, скрытый охранник, видавший виды, очень опытный, знающий людей,
Внезапно, применяя излюбленный метод ошарашиванья, гость спросил:
— Если бы вы узнали о заговоре, угрожающем целости нашего государства, нашей родины, несмотря на все ваши настроения, смогли бы вы принять меры, к каким в данном случае должен прибегнуть любой честный советский гражданин?
— А разве в наше время возможны заговоры? — самым наивным тоном спросила я.
— Заговоры возможны в любое время. Другой вопрос: целесообразны ли они. Но известный вред они, во всяком случае, принести могут… Но вы не ответили на мой вопрос.
«Эге! — подумали мы с Петром Ивановичем!» — подумала я про себя и сразу бухнула:
— О, конечно! Как всякий честный советский человек, я пошла бы и донесла.
Что же это все-таки? Провокация или спокойная уверенность, что все кругом дураки и мерзавцы?
— Прекрасно! Вот это настоящий ответ, — с восхищением пролепетал обмороженными губами жалкий калека, а важный гость милостиво улыбнулся.
— Нам сейчас нужны такие люди, как вы… с настроениями, — снова усмехнулся он. — Вы можете быть с теми почти на сто процентов искренни и в то же время… — он на секунду остановился.
А я про себя договорила:
«…и в то же время с такой же почти стопроцентной искренностью предавала бы их… Посмотрим, что будет дальше».
— А настроения… Будьте покойны: ваша жизнь будет хорошо обеспечена. Я даже устрою вам напечатание небольшой крамолы… Это и для нас будет полезно. Вас слегка погрызет критика, вас проработают «братья-писатели», и репутация оппозиционного элемента отведет от вас все подозрения враждебной стороны.
— А не кажется вам, что все это сильно смахивает на методы зубатовщины, на азефщину [7] ? — не выдержала я.
Гость и глазом не моргнул, а хозяин возмутился:
— Что за сравнение! Какой вздор! Ты же для Советского Союза будешь работать, а не для Николая II.
«Только и разницы!» — подумала я.
Гость немедленно поправил глупость хозяина:
— Ты не о том толкуешь. Товарищ определяет самый метод, а уж в чьих интересах он применяется — это дело другое. Что же, — обратился он ко мне, — возможно, что вы и правы. Но разве не сохранились у нас сотни старых методов и даже старых учреждений? Ружья при капитализме в при коммунизме стреляют одинаковым способом. Полицейская охрана государственной безопасности необходима и в капиталистическом, и в рабочем государстве… Тюрьмы существуют, ну и существуют определенные, выработанные в тьме времен методы политической разведки и секретной службы.
7
…смахивает на методы зубатовщины, на азефщину. — Полицейские методы борьбы с революционным рабочим движением в 1900-е гг. Зубатовщина — создание, по инициативе начальника Московского охранного отделения Сергея Васильевича Зубатова (1864–1917), подконтрольных полиции легальных рабочих кружков, в которых пропагандировались идеи экономизма. Азефщина — создание агентурной сети в рабочей среде, название дано по имени провокатора Евно Фишелевича Азефа (1869–1918).