Восемь миллионов способов умереть

Блок Лоуренс

— Я сварила кофе. Ты как предпочитаешь?

— С капелькой бурбона.

— Перебьешься! Ладно, садись. Сейчас принесу кофе.

Когда она вернулась, я стоял возле головы Медузы, поглаживая кончиком пальца ее змееобразную гриву.

— Знаешь, эти волосы напоминают мне одну девушку, — сказал я. — У нее были такие красивые светлые косы, она укладывала их вокруг головы. И я всегда вспоминал твою Медузу горгону.

— Что за девушка?

— Ее убили. Не знаю, с чего и начать.

— Да с чего угодно, — сказала она.

* * *

И

я стал рассказывать. Говорил долго, расхаживая по комнате, а начал с событий этой ночи, а потом лихорадочно перескакивал с одного на другое. Джен встала, пошла варить кофе, а когда вернулась, я продолжил свой рассказ. Итак, я остановился... Впрочем, это не имеет значения.

Я сказал:

— Я просто не знал, что, черт возьми, с ним делать. Ну, свалил его, потом обыскал. Не мог отдать его под арест, но и не мог допустить, чтобы он ушел безнаказанным. Хотел пристрелить — и тоже не смог. Сам не знаю, почему. Ударил бы еще несколько раз головой об стенку — точно бы прикончил. И знаешь, ничуть бы не пожалел. Но пристрелить, когда он лежал без сознания, беспомощный, просто рука не поднялась...

— Я понимаю, Мэтт.

— И оставить его вот так, пока он очухается, тоже не мог. Не хотел, чтобы он снова вышел на улицы. Ведь он мог бы купить себе другой револьвер и снова приняться за свое. Поэтому я и сломал ему ноги. Хотя когда кости срастутся, он снова будет нападать на людей, но зато какое-то время на улицах не появится... — Я пожал плечами. — Бессмыслица, правда? Но как я должен был поступить?

— Самое главное, ты не напился.

— Разве это самое главное?

— Думаю, да.

— Едва удержался. Если бы остался один, если бы не дозвонился тебе... Бог ты мой, как же мне хотелось выпить! И до сих пор хочется.

— Но ведь ты не будешь?

— Нет.

— А у тебя есть консультант, Мэттью?

— Нет.

— Надо завести. Очень помогает.

— Помогает?

— Ну да. Это человек, которому можно позвонить в любое время, посоветоваться.

— А у тебя есть?

Она кивнула.

— Да, я ей звонила. После того, как поговорила с тобой.

— Зачем?

— Потому что я нервничала. А поговорила с ней и сразу успокоилась. Потому что хотела услышать, что она посоветует.

— И что же?

— Что я не должна разрешать тебе приезжать, — она замялась. — Но ты уже ехал...

— Ну, а что еще?

Она отвела большие серые глаза.

— Что я не должна с тобой спать.

— А это еще почему?

— Потому, что возобновлять отношения в первый год ну, после... «лечения», не рекомендуется. Потому, что связь с человеком, только что бросившим пить, может иметь самые ужасные последствия.

— Бог ты мой! — воскликнул я. — Да я приехал к тебе просто потому, что едва не свихнулся, а вовсе не потому, что хотелось трахаться.

— Знаю.

— А ты всегда слушаешься своего консультанта?

— Стараюсь.

— Кто же эта женщина, вообразившая, что

она глас Господен?

— Просто женщина. Моего возраста. Хотя нет, на полгода моложе. Не пьет уже почти шесть лет.

— Долго.

— Мне тоже кажется, что долго... — Она взяла чашку, увидела, что она пустая, поставила на стол. — А у тебя есть на примете человек, которого ты бы мог попросить стать консультантом?

— Так надо кого-то просить?

— А ты как думал!

— А если я попрошу тебя?

Она покачала головой.

— Во-первых, у тебя должен быть мужчина. Во-вторых, я совсем недавно бросила пить. В-третьих, мы ведь с тобой друзья.

— А разве друг не может быть консультантом?

— Ну, это не того рода дружба. В-четвертых, это должен быть человек из твоей группы, тот, с кем ты в постоянном контакте.

Я невольно подумал о Джимми.

— Есть один парень. Мы иногда болтаем.

— Это очень важно — найти человека, с которым хочется говорить.

— Не уверен, смогу ли говорить с ним обо всем. Может, и смогу...

— Но ты уважаешь его за силу воли, за то, что он не пьет?

— Не пойму, при чем здесь это?

— Ну, ты...

— Сегодня вечером, на собрании я поделился с ним, я сказал, что у меня уже нервы не выдерживают от всего этого разгула преступности на улицах, от всех этих мерзостей, которые люди вытворяют друг с другом. Я просто не могу спокойно жить, Джен!

— Понимаю.

— А он сказал, что я должен перестать читать газеты. Чего ты смеешься?

— Прямо программное заявление!

— Люди вообще несут там всякую ахинею... «Я потерял работу, и моя мать умирает от рака, и мне грозит ампутация носа, но сегодня я не пью, а значит — победил!»

— Неужели и вправду говорят такое?

— Иногда. И не нахожу тут ничего смешного.

— Ампутация носа, надо же! Нос ампутируют!..

— Да перестанешь ты ржать или нет? — взорвался я. — Это серьезная проблема.

Джен стала рассказывать мне об одном человеке из ее группы. Его сын погиб: сбил какой-то безалаберный водитель. Мужчина исправно посещал собрания и, рассказывая о своем горе, черпал силы и возможность сохранить присутствие духа в сочувствии группы. Он не пил, и именно трезвость помогала ему справиться с ситуацией, поддержать и утешить остальных членов своей семьи, не умаляя при этом глубины собственной скорби.

Я удивился: что замечательного в том, что человек продолжает упиваться «глубиной собственной скорби»? Потом задумался: как бы, интересно, сложилась у меня жизнь, если бы я не запил после того несчастного случая, когда шальная пуля, отлетевшая рикошетом, смертельно ранила шестилетнюю девочку по имени Эстрелита Ривейра? Я предпочел справляться с «глубиной собственной скорби», заглушая ее виски. В то время это казалось оптимальным вариантом выхода из тупика, в котором я очутился.

Возможно, я ошибался. Возможно, несчастья следует преодолевать по-другому.