Восемь племен
Шрифт:
Некоторые панцири были снабжены странным щитом, в виде высокого деревянного воротника, окружавшего голову и свисавшего на правую руку. Воины были также вооружены очень длинными копьями и, соединяясь по двое и по трое, могли противостоять самому стремительному нападению легко вооруженных людей.
Другие воины Мышеедов, напротив, не имели ни панцирей, ни копий и размахивали палицами или тяжелыми
34
каменными кистенями на крепком ремне. У третьих на поясе висела праща и через плечо была перекинута сумка, наполненная мелкими круглыми камешками. Иные несли на плече связку дротиков и короткую метательную доску, которая увеличивала вдвое
Мышееды, не желая затевать ссору с другими племенами, с самого начала решили напасть на Всадников, ибо трепетная осторожность этого жалкого племени как бы призывала к себе врагов и при некоторой хитрости сулила бескровную победу. Они сторожили Всадников два дня с упорством медведя, подстерегающего полевых сурков, но лишь сегодня им удалось застигнуть их врасплох. Всадники только что вернулись с своего торгового места, где их постоянные меновые друзья — торговцы из Вайкена — оставили взамен за волосяные вышивки и роговые ковши плату ожерельями из пестрых раковин, каких много попадается на морских берегах к югу. Все население лагеря сбежалось рассматривать эти пестрые игрушки, и их восторженные крики послужили сигналом для враждебных воинов.
Кровавая схватка длилась не больше часа. Застигнутые врасплох, Всадники не думали о бегстве и не искали оружия, и только полубессознательно защищались когтями и зубами, как защищается молодая лисица, внезапно схваченная за горло большой охотничьей собакой. Мышееды перебили мужчин и женщин, перехватали оле-
85
ней и несколько штук закололи на еду, а остальные деятельно нагружали добычей, собираясь в дорогу. Достигнув цели, они собирались уйти в родные тундры и не желали больше встретиться с другими племенами, бывшими на ярмарке.
Несколько молодых девушек, оставленных в живых, теперь вместе с Мышеедами занимались приведением в порядок вьюков. Победители подгоняли их бранью и ударами копийного древка. Судьба этих девушек, не предвещала ничего хорошего. Шайка имела мало женщин, и потому воины оставили их в качестве временных жен, но было сомнительно, чтобы ревнивые бабы на тундре потерпели соперничество этих маленьких и пугливых пленниц, столь отличного от них происхождения. У Мышеедов вообще не было ни пленников, ни рабов. Беглые чужеплеменники становились полноправными членами орды, но люди, взятые в плен, тотчас же погибали от жестокости своих хозяев и, в особенности, хозяек.
Завидев группу молодых людей, подбегавших с юга, Мышееды бросали оленей и, держа в руках луки, вышли вперед, выражая готовность защищать грудью свою новую собственность.
Новые пришельцы остановились в нерешимости. Они были вооружены только, копьями, и то далеко не все, а Мышееды были в панцирях, и стрелы их были обмазаны ядом. Мами, привлеченная любопытством, подбежала ближе всех; увидев, как воин в костяном панцире толкнул рукоятью палицы молодую девочку, немногим старше той, которая прискакала на стойбище оленеводов, она не могла удержаться и, размахнувшись своим легким копьем, бросила его, как дротик, прямо в грудь насильнику.
Мышеед, однако, был настороже и быстро вскинул вверх руку со щитом. Удар был так силен, что роговой наконечник копья свернулся в сторону. Девушка взвизгнула от ярости и бросилась вперед, чтобы подобрать копье и нанести новый удар, но Мышеед быстро нагнулся и подхватил плетенный из жил аркан, искусное изделие женщин погибшего стойбища, накинул его на ее плечи и тотчас же затянул петлю.
— Го-го! — закричали другие Мышееды. — Важенку поймал, важенку!
З6
Но Колхоч быстрее, чем раненый соболь, бросился вперед и, выхватив нож с широким блестящим лезвием, в одно мгновение перерезал веревку. Это было железо, мало знакомое жителям далекого севера, но Куру доставали его из-за моря вместе с серьгами и бусами. Молодая девушка сдернула с себя обрывок петли, но не стала поднимать копья. Она обернулась назад и, окинув взглядом кучку своих товарищей, во главе которой, с копьем в руках, стоял мрачно и неподвижно огромный Ваттан, почувствовала, до какой степени они бессильны перед Мышеедами.
Противник Мами, впрочем, не возобновил нападения. Мышееды были утомлены не столько резней, сколько предварительным ожиданием подходящей минуты, и не желали новых столкновений. Человек со щитом заинтересовался разрезанным арканом, кажется, еще больше, чем девушкой, он поднял оба конца веревки и внимательно рассматривал гладкую поверхность разреза.
— Мами, иди сюда! — крикнул Ваттан таким повелительным тоном, что молодая девушка повиновалась без колебаний и заняла место рядом с ним.
— Вы, собаки! — громко сказал он, обращаясь к противникам.
— Чего? — отозвался человек, накинувший аркан на девушку, как будто признавая бранную кличку за своим племенем. Он был так же высок и плотен, как молодой оленевод. Лицо его было очень смугло и заросл кудрявой бородой. На голове стояла курчавая грива, как видно нечесанная со дня рождения.
— Зачем вы осквернили место? — сурово спросил Ваттан.
— А тебе какое дело? — дерзко возразил Мышеед, скаля большие белые зубы не то для улыбки, не то в виде угрозы врагу.
— Вы хуже собак,— сказал Ваттан. — Даже собаки чтут море и Полярную звезду.
— Ругаешься, как баба! — презрительно возразил Мышеед. — Видно, у вас мужчины за баб, а бабы за мужчин, — прибавил он, бросая взгляд в сторону Мами и намекая на недавнюю схватку.
— Бродяга!— воскликнул Ваттан. — Пятеро вас на одного, а то бы мы вас пощупали под панцирем.
37
— Попробуй! — злорадно предложил Мышеед, выставляя грудь.
— Пожиратели падали, отпустите хоть женщин! — кричал запальчиво Ваттан.
— Для тебя, что ли, отпустить? — насмешливо возразил Мышеед. — Давайте лучше меняться! Вы нам отдайте вашу одну девку, а сами возьмите всю эту дрянь.
— Бесстыжая рожа! — закричал Ваттан, уязвленный в самое чувствительное место. — Выходи, померяемся!.. Я тебе под этими оленьими ребрами изломаю твои собственные!
Мышеед бросил аркан и вышел вперед, потрясая копьем.
— А что — ставка? — сказал он упрямо. — Не стану без ставки!
Несмотря на свой гнев, Ваттан замялся, ибо у него не было с собой ничего, кроме копья.