Восемь

Картер И. С.

Айви быстро вскакивает на ноги и тащит меня на диван, где мы садимся напротив Айза и Артура, и можем прекрасно видеть их маленькое представление. Маленькой ручкой она берет мою, и улыбается, желая, чтобы я увидел причину всей этой суматохи.

— Так что, вы собираетесь томить меня в ожидании? — спрашиваю я с энтузиазмом, на который только способен.

Только что получив письмо, адресованное мистеру и миссис Джошуа и Лоре Фокс-Уильямс, могу лишь догадываться о том, что выгляжу таким же «радостным», каким себя и чувствую. Я направлялся в нашу комнату, чтобы закрыться

от всех, когда Айзек позвал меня сюда, и я бы предпочел быть где угодно, но только не сидеть на этом диване, в этой комнате, с вымученной фальшивой улыбкой на лице.

— Хорошо, Арти. Давай начнем наше шоу, — объявляет Айзек с восторгом в голосе. Он снова садит Артура так, чтобы видеть его лицо, хотя тот, кажется, больше увлечен запихиванием своего кулачка в рот и пусканием слюней на ковер.

— Давай, малыш, как мы с тобой тренировались, — подбадривает Айз перед тем, как наклониться вперед и встретиться взглядом с маленьким мальчиком, с которым я пытался, но так и не смог сблизиться.

— Повторяй за мной… па, па, па, па, папа, — терпеливо произносит он.

Брат повторяет слоги дурацким тоном, который большинство взрослых используют в разговоре с малышами.

Артур вынимает свой кулачок изо рта, с обожанием на лице улыбаясь своему дяде, но продолжает молчать.

— Ну, давай же, Арти. Не огорчай меня и свою сестренку. Па, па, па, па, папа.

У меня в животе все судорожно сжимается, когда я вижу трогательное общение между моим сыном и человеком, который заботился о нем всю его короткую жизнь.

— Па-па, — бормочет Артур в ответ, и от этого глаза Айзека начинают сиять, а Айви в восторге подпрыгивает рядом и активно хлопает своими маленькими ладошками.

В груди внезапно сдавливает, а в животе все переворачивается от первых слов этого маленького мальчика, сказанных пухлыми губками, растянутыми в широкую улыбку, и с двумя передними зубами, торчащими из розовой десны.

— Молодец! — хвалит Айзек, поворачивая Артура ко мне, и снова обращаясь к нему. — Скажи это снова своему папе. Па, па, па, папа.

— Па-па, — повторяет Артур, упиваясь вниманием к себе и хлопая пухлыми ладошками, прямо как его старшая сестра. — Па-па, — продолжает он, ерзая на попе и протягивая ручки к Айзеку. — Па-па, па-па.

Короткими пухлыми ручками Артур тянется к Айзеку, на его гордом маленьком личике написано желание еще большего внимания от человека, которого он обожает.

Айзек бросает на меня быстрый взгляд, на мгновение его улыбка исчезает, но быстро появляется снова, когда он подхватывает Артура и подкидывает его вверх, в награду за первое слово.

Внезапно на меня накатывает какое-то незнакомое чувство, что-то очень похожее на ревность, оно просачивается через мои ребра и вонзается в сердце. Протыкает хрящ, которым я позволил ему покрыться, и беспощадно втыкается в мягкую плоть под треснувшей коркой.

Я заслуживаю этого. Мы все знаем, что я заслуживаю этого.

— Вот, — предлагает Айзек, встав с Артуром на руках, и направляясь ко мне. — Скажи это папе.

Я внезапно встаю, мягкая ручка Айви падает с моей ноги, ее широкая улыбка

слетает с лица, заменяясь на смесь замешательства и шока. То, что должно было стать счастливым моментом, рушится из-за моей неспособности чувствовать. Или, возможно, моя проблема в том, что в данный момент я чувствую слишком многое.

— Я… мне нужно посмотреть… кое-что сделать. Вернусь позже, — и ухожу в спешке. Мои ноги трясутся под весом тела и свинцовой тяжести уродливой твари под названием «горе», которое ходит за мной по пятам. Его острые как бритва когти вонзились в мою кожу и не хотят меня отпускать.

— Помоги дяде Айзу, пока меня нет, — шепчу я сквозь трясущиеся губы, когда наклоняюсь, чтобы поцеловать свою сладкую девочку Айви в лобик перед тем, как практически выбежать из комнаты, даже не посмотрев на своего брата или малыша у него на руках.

Он назвал Айзека папой.

Человека, который заморозил все чувства к этому маленькому мальчику на целых восемь месяцев, это факт не должен ранить.

Но он ранит.

Этой новой боли по хрену, что я не имею права чувствовать это. Она скользит сквозь мои внутренности, обжигая меня кислотой, и пульсирует желчью по моим венам. Просачивается в легкие, переполняет мои дыхательные пути и грозит задушить. Вонзает свои длинные стальные когти в мое сердце.

Я потратил впустую восемь месяцев.

Я никогда не верну их.

И никогда не верну ее.

Острая боль врезается осколками в мои голени от каждого шага, когда бегу по тротуару, громко топая. Я не бегун, и не одет для пробежки. Мои джинсы и парусиновые туфли больше подходят для прогулки. Несмотря на то, что я не мог уйти из этого дома достаточно быстро, с каждым шагом моя поступь становится тяжелее, и я бегу быстрее, чем когда-либо раньше.

Не обращаю внимания на то, куда бегу. Смотрю вперед, но не вижу ничего, мое тело пытается совершить бессмысленный побег от того, что сидит глубоко внутри меня. Улицы и дороги сливаются в одно размытое пятно, я с трудом оббегаю пешеходов, а водители гудят мне вслед клаксонами автомобилей, и все это смешивается в какофонию звуков, которые рикошетят мне прямо в виски и раскалывают мою и без того расшатанную психику. Скорее всего, я выгляжу как сумасшедший, но моя голова соображает недостаточно хорошо, чтобы это меня беспокоило.

Продолжаю бежать до тех пор, пока ноги не начинают отказывать, а мои легкие — гореть. Мой мозг сжимается от боли и, пульсируя, бьется о череп. Из-за этого я практически ничего не вижу.

— Эй, приятель, ты в порядке? — спрашивает прохожий, когда я сгибаюсь пополам и чуть ли не падаю на землю. — Давай-ка помогу тебе присесть.

Сильные руки осторожно ведут меня несколько шагов налево, пока мои ноги не ударяются о что-то твердое и деревянное, и мое тело теряет последние силы. Я тяжело опускаюсь на сиденье, склоняя голову к коленям. Нелепая поза еще больше сжимает мои легкие и выдавливает небольшой объем воздуха, который выходит через сухие губы.