Восемнадцать капсул красного цвета

Корн Владимир Алексеевич

– Быстрее, вы уж там побыстрее! – заклинал он, чувствуя, как подгибаются ноги, а перед глазами все начинает плыть.

Увидев, что бандиты взяли вправо, обходя дом, переместился к другому окну и тут уже взвыл по-настоящему. Сарай, полуразрушенный, с обвалившейся крышей, закрывал весь обзор. Он метнулся на выход, стреляя по бегущим фигуркам с ходу, с одной руки, натянув ремень на локоть и уперев приклад в плечо. Автомат замолк, и Глеб упал на колени, перезаряжая оружие одной рукой. Не выдержав, взглянул в сторону реки, чтобы увидеть, как лодка ткнулась

носом в противоположный берег, из нее высаживаются люди и тут же скрываются в кустах. А еще он обнаружил, что течение несет пустые лодки.

«Молодец, Дёня, догадался», – улыбнулся Глеб, прижимая автомат коленом к земле и дергая на нем затвор.

Где-то совсем рядом слышался топот ног нескольких человек и их тяжелое дыхание. Он успел вскинуть автомат, когда из-за угла сарая показался первый. Тот самый, что все время держался рядом с Темиром и у которого были ботинки с высокими, по самое колено, берцами. Выстрелы прозвучали одновременно, его противника с простреленной головой уронило на землю, а сам Глеб почувствовал удар в левый бок.

«Неужели это все?» – успел подумать Чужинов, чувствуя, как проваливается в темноту.

Эпилог

– Больно?

Темир улыбался. И тон голоса, и выражение лица у него были такими, как будто встретился он с хорошим знакомым и теперь им предстоит обсудить кое-какие дела. Причем дела мелочные, рутину.

– Не без того.

– А так?

Чужинову едва удалось удержаться от стона, и он крепко закусил губу, когда Темир ткнул носком берца в бок. Он еле прикоснулся, но угодил именно туда, где и без того все полыхало огнем, – в рану.

– Еще больнее, – ответил Чужинов, когда наконец смог перевести дыхание.

– Надо же! Никогда бы не подумал!

Темир попытался сделать лицо донельзя изумленным, что получилось у него из рук вон плохо.

– Что-то хреновенький из тебя артист, – заключил Глеб.

– И верно, хреновенький. Признаться, провалился я когда-то в «Щуку». Что в общем-то даже к лучшему. Иначе бы в армию не загремел, не научили бы, с какой стороны за оружие браться, и сожрали бы меня однажды твари, коль скоро сам ею не стал. Но разговор не обо мне. Ты вот скажи лучше, Чужак: ты на хрена и мне жизнь испортил, и себе ее укоротил. Я же чуть ли не на крови поклялся, что Полину доставлю. Или по крайней мере ее голову, образно выражаясь. Ты хоть знаешь, кто она? Шлюха, обычная шлюха.

– Я знаю, Темир, она мне все рассказала.

– Так в чем же дело?

– Люди стоящие за нее просили. Да и сама Полина – девка в общем-то неплохая. Глядишь, наладится жизнь у нее, детишек нарожает, и вырастут они хорошими людьми. Мало нас, людей-то, осталось.

К Темиру подошел кто-то, встал рядом:

– Здорово, Чужак, признаешь?

Глеб посмотрел на него. Он определенно видел его раньше, только когда и где.

«Все, вспомнил. На лесной дороге, еще в первые дни после того, как все началось, когда мы в Вылково шли. Главным он был у той четверки».

– Признаю, Гриша, отчего

нет? Жалею только, что до смерти тебя тогда не положил.

– А чего не положил-то?

– Да приказа не было. От министра обороны. – Глеб ухмыльнулся, вспоминая подробности встречи.

– Какого министра? Какой обороны? – недоуменно посмотрел тот на Темира.

– Не обращай внимания, это же Чужак. У него своя собственная Вселенная с каруселями и офисом. Ну и что ты лыбишься?

– На море бы сейчас, – продолжал улыбаться Глеб. – Дело к вечеру. Темир, ты знаешь, какие на море потрясающе красивые закаты?

Тот со значением взглянул на Гришу: ну а я тебе что говорил. Кому бы еще в его положении пришло в голову мечтать о море?

– Похудел ты, однако, с тех пор. Я ведь тебя хорошо запомнил – этакий здоровяк. А сейчас что? – усмехнулся Гриша.

– Похудеешь тут. Болезнь неизлечимая, да еще и нервы, когда каждая капсула на счету. Кстати, а сколько их у нас тут осталось? – И Темир достал из нагрудного кармана серебряный портсигар.

Его, Чужинова портсигар, в котором он хранил оставшиеся красные желатиновые капсулы.

– Твариная чумка? – Гриша заглядывал Темиру через плечо. – Ну, тогда все понятно.

– Ага, шесть штук, – пересчитал тот капсулы. – А что потом? Знаю, знаю я, как трудно их сейчас достать, практически невозможно. Давно их уже не делают – негде, да и некому, а старые запасы не бесконечны. Кто бы мог предположить тогда, когда мир еще был нормален, что эти вот капсулы и от твариной чумки помогают?! Наделали бы их про запас. Да кто вообще мог предполагать, что такое возможно? Но скажу тебе по секрету, Чужак, у меня их до чертиков. Для себя в укромном месте припрятал: ну мало ли, не дай бог пригодятся. Кто от подобного застрахован? Что ж ты мне раньше-то не сказал, при встрече? Я бы тебе капсул на пару-тройку месяцев жизни, а ты мне Полину. Ведь точно бы согласился, а? Жить-то всем хочется.

Глеб дернул здоровым плечом: согласился, не согласился, теперь-то зачем об этом рассуждать, поздно.

– Темир, ты как на складах выжить умудрился? За своего признали, не тронули?

– Эх, Чужак, Чужак… – И он тяжело вздохнул. – Ну что ж ты смерть-то свою торопишь? – И все же ответил: – Мог бы и сам догадаться – в схроне. Жаль только, пересидели мы там: когда выбрались, вы уже ушли.

– Как там люди говорят: перед смертью не надышишься? – И Гриша заржал, довольный, как будто вставил в разговор что-то умное и к месту.

– Чужак, на хрена ты вообще на это дело подписался? Жил бы себе последние денечки в поселении у Викентьева, Маринку бы шпилил в свое удовольствие. Она же без ума от тебя. Рассказывали мне, сколько раз к ней мужики подкатывали. «Нет, – отвечала она, – только Чужак в моем сердце». – Темир ухмылялся. – Или у другого своего кореша доживал, в Вылково у Прокопа Киреева. Да и самому тебе не раз поселение предлагали возглавить, что же тебе не сиделось-то на одном месте? Глядишь, тогда и не случилось бы ничего и были бы они тебе без надобности.