Восемнадцатый скорый
Шрифт:
— Если бы даже он и выпрыгнул, — сказал Баранов уверенно, — то все равно парашют не успел бы раскрыть. К тому же у них, у летчиков, не принято бросать свой самолет. У них, как у моряков, — до последнего. Они всегда стараются самолет спасти. А тут — реактивный. Ты знаешь, сколько один такой самолетик стоит. То-то же! Сотню таких школ, как наша, даже больше.
— Я сам видел, как летчик прыгнул, — сказал Сергей, напрягаясь, удивляясь тому, что говорит.
— Бреши больше! — присвистнул Баранов.
— Видел! — выкрикнул Сергей, сам вдруг поверив в правдивость своих слов.
— Поклянись
— При чем тут мать! Я сам видел.
— И я видел, — оказал парень.
Сергей только сейчас заметил неизвестно откуда взявшегося маленького рыжего паренька. Сергей впервые его видел. Должно быть, потому, что этот парень был из будановских.
Баранова, видимо, озадачил такой поворот дела. Он внимательно окинул будановского парня, потом требовательно предложил:
— Ну, если видел, покажи, куда он выпрыгнул.
Парень замешкался. Но тут на помощь пришел Сергей.
— Туда, — махнул он устало в сторону солдат.
— Ага. Туда, — эхом отозвался парень, подвигаясь одним боком к Сергею, как бы спеша вступить с ним в негласный союз.
— Брешете вы все, — сказал Баранов, словно уличив их во лжи, мгновенно теряя к обоим интерес — Грохнулся летчик со своим самолетом. Был бы жив — давно объявился. Не тайга же тут у нас.
Баранов вытащил из штанов мятую пачку «Севера». Все знали, что Баранов курит. И когда он, посреди урока, тянул вверх руку, просясь выйти, Шумилина понимающе улыбалась: «Покурить захотелось, Николай Петрович?» — «Да ну что вы, Анна Ивановна, — возражал Баранов, — живот что-то болит с утра. Честное слово!» Но когда он возвращался из уборной, от него, вовсю несло табачищем, И хотя Баранов сидел сзади Сергея, через две парты, казалось, что он рядом — до того прокурится!
— Он тут, в лесу, — сказал Сергей. — Он, может, раненый и не может выбраться из своего парашюта, а вы языки чешете! Пошли искать, — сказал Сергей, сам удивляясь этому повелительному тону, уверенный, что ребята пойдут за ним. И ребята уже тронулись за ним следом, как в эту самую минуту над их головами, над лесом затрещал мотором двукрылый самолет. «Кукурузник»!
Уж не собирается ли он садиться? Точно! Покачал крыльями и сделал круг. Только как он сядет! Поляна не такая уж большая. Даже, наоборот, совсем маленькая. Да он, кажется, собирается сесть на дорогу?
Сергей торопливо начал озираться по сторонам. Сейчас самое время забраться на хорошее дерево, что повыше. Оттуда хоть что-нибудь можно увидеть. Сергей выбрал березу в густых ветках, в суках, с удобным оплывшим комлем и, ходко перебирая руками, от которых дерево чутко вздрагивало, осыпая его холодящим снегом, полез вверх, к самой макушке. Глядя на Серегу, и Баранов начал карабкаться по соседней березе. Но Баранов был тяжелее Сергея, а береза тоньше, пожиже его, Сережкиной, и потому на середине она начала потрескивать. И Баранов застыл, словно дятел, в нерешительности, А Серега забирался все выше и выше, перебирая руками, подтягиваясь, крепко обнимая ствол ногами, ловко прижимаясь к нему грудью, горячим лицом. При каждом новом толчке за шиворот сыпался снег, холодя тело.
Сверху, с березы, Сергею хорошо была видна
Самолет, перевалив через деревья, сел на дорогу. Солдаты тотчас забегали, засуетились по поляне. Сергей обломал ветку, качнувшуюся перед лицом, чтобы получше все видеть. Тут на поляну выбежал большой и высокий человек в шлеме, комбинезоне, унтах, в поднятых на лоб очках.
По тому, как солдаты вытянулись при виде этого большого и толстого человека, было ясно, что прилетевший на «кукурузнике», может быть, сам генерал. Но толстый летчик как-то отчаянно махнул рукой, мол, к чему все это, и побежал на середину поляны, туда, где чернела яма, где во все стороны была разбрызгана земля.
— Что там, Мальцев? — нетерпеливо спросил Баранов, который ничего этого не мог видеть.
Но Сергей и сам не мог понять, что там делается на поляне, потому что открывшаяся на время поляна снова оказалась загороженной спинами солдат. Он видел, что солдаты бегают, подтаскивают на поляну охапки хвороста, ломают ветки деревьев. Затем увидел, как из-под рук ловко увернувшегося солдата, из середины кучки хвороста тихо ударило вверх пламя.
— Костер зачем-то зажгли, — сказал Сергей…
— Костер… — удивился Баранов, — должно быть, землю оттаивают, чтобы легче копать было. Они, реактивные, глубоко в землю уходят. Ты внимательно смотри, — потребовал Баранов.
Сергей и так не спускал глаз с поляны. Он видел, как большой, толстый летчик вдруг встал на колени, чуть ли не касаясь лицом земли, потом быстро распрямился и, не глядя ни на кого, стремглав пошел сквозь деревья. Туда же, откуда появился.
По деревьям снова прошел шум. Сергей втянул голову в плечи, увидав прямо над собой лоснящиеся обрубки толстых самолетных лыж.
Самолет медленно уходил в сторону города.
— Все ясно, — оказал Баранов, спрыгивая в снег.
Нос у него посинел и еще больше выдался вперед.
— Что тебе ясно? — спросил Сергей, спускаясь со своей березы.
— Все. Нет больше твоего летчика. А потому пошли-ка лучше по домам.
— Идите, — нехотя отозвался Сергей.
Им сейчас овладело такое безразличие, что ничего не хотелось делать. Он побрел прочь от ребят. Неужели то, что говорит Баранов, — правда? Неужели больше нет этого летчика? Неужели он разбился вместе со своим самолетом? А может, он все-таки жив? Бывало же так! Сколько угодно таких случаев. Самолет — падал. Разбивался. А летчик в конце концов оставался в живых.
— Погоди!
Он нехотя оглянулся. Рыжий будановский парень смотрел пытливо.
— А ты, правда, видел, как летчик выпрыгнул с парашютом? Да?
— Ничего я не видел, — сказал Сергей. Ему стало легче от этого признания. — Но просто так он не мог погибнуть. Не мог. Он должен спастись.
Рыжий будановский парень согласно кивнул.
Сергей внимательно посмотрел на своего молчаливого товарища, который безропотно следовал за ним, продолжая, как и Сергей, утопать в снегу, приваливаясь иногда к дереву, чтобы вытряхнуть из валенка.