Вошь на гребешке
Шрифт:
Буг потянулся, встал боком к Вросту и зашипел с фальшивой сердитостью. Он почти дикий, одного больного возить - уже странное решение. Второго здорового брать вовсе некстати... Но буг подставлял спину вполне определенно. Врост не усомнился, пискнул от восторга, шатаясь, привстал из послушных корней - и повалился вперед, на руки Бэлу. Он весь затек до каменных судорог мышц, так бывает с неполно пролеченными. Ноги мальчишка успел более или менее поупражнять, руки приучил к движению, а вот спину, плечи, поясницу еще не мог признать послушными. Бэл усадил всхлипывающего от боли пацана перед собой, отодвинул клинок за спину,
Игрун уже скользил через двор, презрительно щурясь и намеренно не замечая запертых ворот и некоторого смятения седоков: куда же он несется, нет пути! Ближнее к стене дерево чуть скрипнуло, расправляя ветви. Зверь взвился в прыжке, спружинил, хрустнув когтями по рваной ране коры, по уступу в камне - и оказался сразу на гребне стены. Оттуда буг столь же уверенно устремился вниз. На сей раз удар смягчили лианы и кусты, сползшиеся на новое место жительства, вероятно, не теперь, а много раньше: вряд ли дикий буг прежде кого-то просил открыть ворота, собираясь погулять в лесу...
– Его вразумила Черна, теперь я точно знаю, - оживился Врост.
– Она много раз ночами прыгала со стены, сама рассказывала. Только Тэре не передавай, это тайна.
– Тайна? Тэра прорицательница, Файен ей родной, - рассмеялся Бэл, снова ощущая пьянящий восторг единения со зверем.
– Файен не доносчик, лес Черну не выдаст никому, - сквозь зубы возразил Врост, принимаясь двигать плечами и шипеть то ли жалобно, то ли благодарно: Бэл разминал спину и помогал быстро, но болезненно восстановить подвижность.
– Ничего себе непокой! Трава легла. Стой, будем здесь ждать ангов. Пожалуйста...
– Я зря растратил время на разговор, - Бэл признал свой недосмотр, вздохнул и резким движением выбросил пацана со спины буга в траву.
– Жди их, все правильно.
– Бэл!
В голосе Вроста звенели слезы. Зато буг решение оценил, заурчал и помчался такими длинными прыжками, что каждый казался началом полета.
– Нельзя! Вернись!
Буг рассмеялся - Бэл впервые услышал такой звук из пасти зверя - отрывистый, звонкий, похожий на клацающий лай. Шкура вздыбилась и легла иначе, прорастая сизыми иглами. Вьюны, соединяющие буга и седока, тоже менялись, скручиваясь плотнее и жестче. Бэл обнял ладонью рукоять клинка, впервые за все годы мечтаний об участи анга ощущая в себе то, что недавно описал мальчишке со слов Черны - неприятие возможности поражения.
Из высшей точки каждого прыжка делалась видна граница боя, пока что далекая. Она слабо светилась опасным тоном изморози. Внутри копился настоящий снег: расслоение достигло критической силы, пласты мира хрустели и стонали. Некто подбирался к Нитлю, пользуясь неурочной зимой.
Буг последним яростным рывком достиг вершины холма, замер, вздохнул иначе, принюхиваясь и успокаиваясь. Потек в тень спуска неторопливым невидимкой, хоронясь в траве, пользуясь заслоном чахлого осеннего краснобыльника. Бэл отчетливо видел силуэт Тэры Арианы, многократно опутанной корнями и слитой с ними воедино. Видел он и нечто, по капле сочащееся из воздуха и постепенно образующее лужицу тумана у ног прорицательницы. Но все это оставалось вне главного, волнующего лес.
Снег за гранью боя начинал щетиниться поземкой, упрямо бьющей в одну сторону и наметающей сугроб. Снег норовил продавить лживые наговоры мертвого Йонгара, знал их ветхость и подтачивал
"Стоит впустить в мир ложь - и она приведет спутниц", - сказала как-то Тэра и отказалась объяснять слова. Но Бэл, тогда еще Белёк, их накрепко запомнил, счел данным на вырост объяснением сути вины, ошибки и неизбежности воздаяния. Сейчас пришло время и понять, и увидеть воочию. Ложь Йонгара унесла невесть куда учениц Тэры - и теперь норовила подсунуть в мир, на опустевшее местечко, подмену. Проторить кривую тропку в обход законов и мимо самих корней, составляющих Нитль.
Клинок грелся и вздрагивал, полнясь гневом. Бэл оставался спокоен и почти столь же холоден, как снег за гранью. Мгновения текли талой водой, пока что не одолевшей преграды, но усердно выискивающей хоть малую щель в ней. Сугроб прел, кутался в призрачное облачко. Пар клубился все гуще и просторнее. В белесой глубине мнилось скрытое движение, оно нарастало и приближалось к грани миров.
– Чер...
– Бэл выдохнул перенятое у Черны выражение, годное для всех сортов удивления и на редкость короткое, такие воительница особенно ценила.
В кисее пара сперва угадалась, а затем отчетливо нарисовалась женская фигура. Силуэт, походка, поворот головы - все было знакомо до боли. Первая ученица Тэры Арианы возвращалась в родной замок замерзшая до синеватой бледности кожи. Ресницы белели в запорошившем их инее. Зелень глаз замерзла ледяной коркой без внятного цвета.
– Только ты меня и ждал, на одном корешке удержалась, - улыбнулась Милена непривычно заискивающе. Голос звучал вкрадчиво.
– Ты всегда меня ждал. Теперь я понимаю. Мой самый верный друг... я пришла. Добралась. Долгий путь, но ты ждал...
Гибким жестом пальцы дотянулись до кромки осени и зимы, тронули её и замерли. Бэл задохнулся, поймав взгляд, обещающий не просто много, но совершенно все, до донышка глубочайшего колодца желаний... Душа отозвалась болью так остро и мучительно, что захотелось себя же и полоснуть клинком, хоть так обрывая страдание. Едва уговорив рассудок, Бэл смежил веки. Затем открыл глаза и заставил их изучать только собственные грубые и ничуть не совершенные руки, шкуру буга, клинок. И снова напряженную шею буга, замершего изваянием готовности к прыжку. Легче не стало. Но Черна, помнится, еще в давнем детстве предсказала, глядя на картину с великаном: умереть неизмеримо проще, чем выжить и продолжать тянуть непосильную ношу. В мире нет великанов, что не отменяет ни бед, ни невзгод.
Милена улыбнулась снова - Бэл отметил это краем глаза, не в силах удержать сосредоточенность. Бывшая первая ученица замка Файен нетерпеливо повела плечами: я мерзну, подай руку и проводи в замок.
В голове гудело, сердце отмеряло медленные удары тормозящего все отчетливее времени. Ангам подвластен бой. Прочие лишь иногда смеют обратиться к чужому умению.
В застывающем времени Бэл осторожно понес руку к грани, успевая следить и за приближением к холодной пелене - и за взглядом Милены. Серые глаза просили и обещали, но все же торжество вспыхнуло на долю мгновения раньше, чем две ладони соприкоснулись. Клинок, по-прежнему зажатый во второй руке Бэла, рассек с шипением и пузырь снега, рвущегося в Нитль - и облако пара, созданное таянием этого неурочного снега.