Вошь на гребешке
Шрифт:
– Именно. Ловушки какой дурень ставил? Все криво, сети и вовсе негодно устроены, твой малой заступит - так и его веса хватит. А я что, проверять за вами должна? Я никому и ничего не должна, понял? Передай ловчим, всё наново переделать, пацанье шастает по лесу. Поубиваются.
– Корни в подвалы лезут, - посетовал угольщик чуть погодя, когда Черна сама нарезала копченое мясо, толсто, не жалеючи, и принялась есть, похваливая острые приправы и кашу с дымком.
– Шибко лезут.
– Так осень на носу, самое время забыть о скупости и отнести вальзу, что полагается.
– А ты бы нам бы, вот ежели, значит, мы
– Уймись, я не вальз.
– Черна доела мясо, вытерла крупные ладони о полотенце.
– Спалить вас проще, чем ублажить.
– Да ну тебя, - не испугался угольщик.
– Я ведь о деле. Жизненном.
– Шкурном. Ладно, потолкую с хозяйкой.
– Черна искоса глянула на угольщика и пожаловалась просто потому, что больше некому: - Так и так тихо зимую в Файене последний год. Срок мне вышел, чую. Что Тэра решит, никто не ведает, она ж не от мира сего, то прорицания высмеивает, то сама берется верить в свои придумки. Был бы у неё наследник, не металась бы так.
– В наше время дети не радость, а боль, - неожиданно строго выговорил угольщик. Встрепенулся, запоздало сообразив, что ему только что было сказано.
– Погоди... Это что же, испытание вам будет? Или что иное?
– Да чего нас испытывать, разве хозяйку тешить зрелищем, - поморщилась Черна.
– Весь подбор взрослых учеников внятный, без подсказок и проверок о силе и даре читается дело, до донышка. Светл в бою неплох, но по главной силе никуда не годен - разиня он. Ружана так-сяк сойдет в охоту, но исключительно по одному делу, травному. Белёк - мелковат, пусть и не трус.
– А ты?
– пискнули из-за печки.
– А я - это я, - отмахнулась Черна.
– Чего хоронишься, я не буга(30), рвать без причины не рву... пока что.
Из-за печки, сопя и прижимаясь щекой к теплым оштукатуренным камням, выбрался младший сын угольщика. Существо совершенно солнечное, с глазами небесной синевы и наивности воистину бездонной, способной припрятать любую хитрость. Встряхнувшись и поправив рыжие волосы, пацан стал осторожно, по шажку, подбираться к столу, хотя недорослей к важной беседе не допускают. Черна следила из-под век, пряча усмешку. Было тепло на душе, словно пацан - настоящее солнышко, и греет душу уже тем, что живет. Сам сунулся под локоть, засопел, заглянул в глаза.
– Совсем пропадешь по весне? И нас не вспомнишь?
– Мне почем знать, что вспомню, - виновато отмахнулась гостья.
– Эх ты, все встретили меня, подарочки разделили, а ты отсиделся за печкой.
– Я сам припас подарок, - заморгал светлыми пушистыми ресницами пацан. Полез за пазуху и добыл деревянную дудочку, совсем простенькую, короткую и едва ли способную дать хороший звук.
– Вот.
– Спасибо, - улыбнулась Черна, приняла вещицу.
– Пора мне.
Почему ушло тепло, сказать было невозможно. Даже виноватость в душе шевельнулась: старался синеглазый, вырезал дудку, а радости от подарка - нет. Впрочем, какая тут радость, если год последний и что впереди, даже прорицательница Тэра едва ли знает. Время темное, зима(31) грядет такая, что и думать не хочется о ней. Черна встала, поклонилась посеребренной фигурке в углу. Шепнула пожелание дому и заспешила на выход. Подхватила тяжелую корзину, уже приготовленную старшим сыном угольщика - и пошла к малой двери в
Полдень остался в прошлом, а затем погасла и сама улыбка солнца. Тени удлинились, в лес вползла настороженная предвечерняя тишина. Черна шла быстро, огибая знакомые ловушки и хмурясь. Велика людская наивность! Ну, кому страшны самострелы и сети? Уж всяко не врагам, от каких стоит отгородиться по-настоящему. Впрочем, им, худшим, и ров с частоколом - так, забава. Куда страшнее запах Руннара, свежий и постоянно поддерживаемый. Вдобавок, как известно, за всякую землю отвечает хозяин и всерьез беспокоить тех, кто под его рукой, не угасив живое пламя замка - немыслимо.
– Жизнь или уголь?
– вкрадчиво спросили из-за необъятного ствола, который Черна обогнула по дальней дуге, заранее приметив неладное.
– Уголь.
– Неинтересно, всегда - уголь, - посетовали из-за ствола.
Черна сделала еще несколько шагов вглубь чащи, бережно установила корзинку меж сонных древесных корней. Подергала за ручку: не опрокинется. Со спины уже подкрался злодей и ловко обнял, ощупывая пояс и норовя его расстегнуть.
– Ох, и быстрый ты, - поморщилась Черна.
– Соскучился, - выдохнул в ухо знакомый голос.
– Жизнь моя, никогда не знал большого страха, пока не попался в твою ловушку. Королева тут была, я как выведал, что засобиралась к вам, сразу погнал буга. Едва не подох он, а только при любой спешке было бы поздно, если бы она...
– Она не королева(32), всего-то таскает на шее снятый с трупа знак, - сухо напомнила Черна.
– Падальщица. Стервь.
Обернулась, заранее радуясь возможности увидеть первого анга южного(33) луча. Рослого, широкого, без единой жиринки на сухих мышцах. Даже лицо у него - из одних жил, тренированно хранящих покой. Ни возраста не угадать, ни настроения. Кожа гладкая, смугловатая, скулы высокие, щеки запали, лишь губы борются, норовя перемочь улыбку.
– Моя радость, - тихо молвил анг, шагнул ближе и поддел под спину, придвигая к себе.
– Сегодня и украду. Что я, сумасшедший рогач(34), рыть по три логова в сезон?
– Меня? Украдешь?
– нахмурилась Черна.
– Глупости. Прежде всего, силой мы не мерялись и не стоит пробовать, следы останутся. Хотя важнее иное: твоя хозяйка противна мне до крайности, простота ее южная хуже обмана. Куда увезешь? Или решил, что я готова сменить нынешний замок любой ценой?
Анг грустно улыбнулся, подхватил нелегкую ношу на руки и понес прочь от тропы и корзины, в чащу - туда, где и самострелов не настораживают. Взрослые ловчие(35) в уме не лезут в тень, которую и полуденному солнцу прорезать не по силам.
– Мне не попадались женщины, коих могу обнимать, не опасаясь изломать до смерти, - шепнул в ухо анг.
– Клинков среди вас не осталось, вот беда. Думал, так и помру несчастливым.
– В том году думал или все лето сомневаешься?
– уточнила Черна.
– Уж вроде всяко мы проверили, что ломается, а что не особенно. Я гадаю: как Тэра не вызнала? Она прорицательница, и самую малость пророчица. Ну - иногда. Когда в уме. Или наоборот, когда в духе(36)?
– Не узнала и не выведает, - безмятежно улыбнулся анг, ныряя под свод свежесрезанных ветвей.
– Я тебе нижний пояс с шарховой нитью добыл? Добыл. Он всякую тайну скроет. Одна беда: годен лишь тем, кто не врет.