«Восход Черного Солнца» и другие галактические одиссеи
Шрифт:
Танкред пожал широкими плечами под черной мантией.
– Как же мне хочется, чтобы Хью вспомнил, – сказал он, ни к кому не обращаясь. – Чтобы нам удалось пробудить его рассудок… – Он снова изучающе посмотрел на Бойса. – А этого человека, конечно же, надо отправить к Пифии. Она…
– Постой-ка, – внезапно сказал Бойс.
Послышался ропот, и к Бойсу обратились недобрые, подозрительные лица, ближайшим из которых было лицо Гийома. Тот смотрел с ненавистью, какую подсознательно испытывают к человеку, имеющему твой облик и носящему твое имя.
– Я не
Танкред рассмеялся.
– Поступками Охотника ничего не докажешь, – сказал он. – Пути его так же неисповедимы, как и пути облаков. И все же, если он не убил тебя, а загнал сюда, у него наверняка были для этого какие-то причины.
– Кто такой Охотник?
Лицо Танкреда помрачнело. Черные брови сошлись над черными глазами.
– Возможно, ты знаешь это лучше нас.
– Ладно, – внезапно разозлился Бойс. – Отведите меня к вашей Пифии. Давайте закончим с этим, чем бы оно ни было, а потом, надеюсь, вы ответите на мои вопросы.
– Хорошо сказано, чужеземец, – снова улыбнулся Танкред. – Идем.
Он повернулся, взмахнув полой черной мантии, и указал рукой направление.
Бойс не без опаски двинулся за ним следом. Сбоку от него шел Гийом, по-волчьи скалясь из-под висячих усов, а с другой стороны – Годфри Длинноногий.
– Сейчас мы узнаем о тебе правду, шпион, – сказал Гийом. – Шагай!
За дверью, через которую на возвышение входил Танкред, сквозь толщу стены поднималась узкая лестница. Оглянувшись, Бойс обнаружил, что все, кто присутствовал в зале, двинулись следом. Женщины осторожно взбирались по ступеням, придерживая длинные юбки унизанными перстнями пальцами. Мужчины шли за ними, о чем-то перешептываясь. От стен эхом отдавались голоса и шорох ног по камню.
Это продолжалось долго. Бойс начал подозревать, что они поднимаются на вершину самой высокой башни Керака. Сквозь узкие окна он видел туманную равнину, простершуюся далеко внизу; последние кольца магического огня угасали вокруг подножия утеса, словно радуга в тумане. А на другой стороне долины виднелись дымчатые огни Города, скрытого зеленовато-голубыми облаками.
Здешнее освещение не менялось с момента пробуждения Бойса. Существуют ли вообще день и ночь в этой невероятной стране, или же туман и горы всегда залиты одним и тем же неярким светом?
Наверху открылся сводчатый коридор. Бойс, шагавший между двумя стражами, преодолел последние ступени и двинулся следом за широкой спиной Танкреда. Голоса стихли, даже шороха подошв не было слышно. Все шли практически на цыпочках, и Бойс слышал рядом частое дыхание Годфри. Кем бы ни была Пифия, обитатели замка явно относились к ней с благоговейной робостью.
Коридор закончился. Пурпурные бархатные портьеры, расшитые орнаментом в виде серебряной паутины, скрывали то, что находилось дальше. Танкред тронул блистающей каменьями рукой тяжелые складки и повернулся. Послышался шорох, и по толпе пронесся короткий вздох.
–
Глава 5. Шпион из Города
Бархатные занавеси раздвинулись, и Бойс содрогнулся, обнаружив, что Гийом с Годфри больше не держат его за руки и он остался один лицом к лицу с Танкредом и неизвестностью. Потом он увидел то, что скрывалось за дверью, и все прочие мысли вылетели из головы.
Бойс был готов обнаружить что угодно за портьерами, но уж точно не это – не каменную комнатку, заполненную странной огненной паутиной…
Эта паутина сразу бросилась в глаза. Светящиеся нити сплетались в постоянно движущуюся замысловатую сетку.
Живая сетка – вернее, живая клетка.
И внутри этой клетки из огня находилась женщина. Нет, мраморная фигура. Нет, все-таки женщина, хотя он не мог с уверенностью определить, из воска она, из камня или из плоти. Во всяком случае, он был уверен, что она неживая. Живой была окружавшая ее клетка, но в самой женщине не ощущалось ни жизни, ни тепла.
Она стояла неподвижно, точно статуя, сложив перед собой ладони, лицом к толпе. Длинное платье было мраморно-белым, как и лицо, и такие же белые волосы падали на плечи.
Черты лица были столь совершенны, что казались почти нечеловеческими, – ни один смертный не обладал столь безупречной внешностью. Глаза были закрыты, губы тоже плотно сомкнуты, и казалось, они вообще неразделимы. Бойс подумал, что никогда еще не видел столь холодного, столь безжизненного существа.
Сперва в каменном зале не было слышно ни звука. Затем Бойс различил едва заметное жужжание, исходившее от клетки, как будто тихо пели ее огненные прутья. Толпа за его спиной молчала, затаив дыхание, а женщина-статуя, казалось, была вообще не способна произносить слова.
– О чем ты хочешь меня спросить?
Бойсу пришлось снова на нее взглянуть, чтобы убедиться, что голос исходит от мраморных губ, которые едва заметно шевельнулись. Веки оставались неподвижными. Никто иной в мире не способен был говорить столь холодно и отстраненно, с безграничным нечеловеческим спокойствием, внушающим ледяной страх.
Зазвучал голос Танкреда, тихий и удивительно мягкий:
– Есть причины полагать, что среди нас шпион. Мы привели незнакомца к тебе, чтобы ты узнала, говорит ли он правду.
В ответ не последовало ни звука, ни движения. Мраморная девушка стояла с закрытыми глазами и сложенными руками, и даже грудь не вздымалась от дыхания. Все напряженно ждали. Бойс обмирал, вопреки здравому смыслу поверив, что эта восковая фигура в состоянии видеть, понимать и отвечать – если пожелает.
Ожидание затягивалось. Девушка стояла перед толпой, смертельно холодная и бледная, – нет, слово «смертельно» тут не годилось, ибо не может умереть то, что никогда не жило. И невозможно было поверить, что эти мраморные ноздри когда-либо раздувались или что кровь когда-то пульсировала под этой мраморной кожей.