Восход Черной луны
Шрифт:
* * *
Подкрепившись, отец с дочерью отправились в город.
— Сначала зайдем проведаем Мариулу, а потом поищем, где переночевать.
— А почему не вернуться в кибитку? — наивно поинтересовалась Ляна.
— Нельзя, доченька, ночевать одним в поле. Обидеть может каждый, кому не лень.
Тут только девушку осенило.
— Отец, а почему табор так поспешно снялся с места? Даже нас с бабушкой не дождались. Впервые такое вижу, — удивилась она.
— Да вот, дочка, неприятности с местными
— Это из-за того офицера, что приходил к нам в табор? — встревожилась Ляна.
— Да нет, дело не в офицере. Ну, да уже не важно. Обошлось, и ладно.
— А конь наш? Куда ты дел коня?
— Не волнуйся, дочка, в порядке наш конь. На базаре пристроил. Один хороший человек согласился за ним присмотреть несколько дней. У него у самого две лошади. Завтра схожу проведаю нашего Колдуна.
Цыган нес большой потертый чемодан со всем их имуществом. Перед уходом Ляна сама уложила в него древние книги, принадлежащие ее бабке. Укладывая их, она ласково касалась кожаных переплетов фолиантов, пробегая глазами по знакомым с детства названиям.
Тисненные странными буквами по коже, письмена эти были бы непонятны, не поделись Мариула с внучкой своими знаниями.
— Вот Белая Магия — добрая книга, обучающая чудесам. Книга судеб, гадания, волшебства и чародейства. Белая Магия творит чудеса с помощью божественных сил. Это любимая бабушкина книга. Вот онейромантия — книга, по которой предсказывают будущее, толкуя сны. Вот офиомантия — книга о предсказаниях с помощью змеи. Интересная книга. А это хиромантия — предсказания по ладони. Цыганки и без этой книги прекрасно умеют гадать по руке. Это экономантия — хозяйственные предсказания по предметам. Только вот об этой книге бабушка так и не рассказала мне почти ничего. А вот Черная Магия… Страшная книга нечеловеческого колдовства. Черная Магия прибегает к помощи нечистой силы, Дьявола. Бабушка говорила, что эта книга ужасна и что маг, использующий знания, которые в ней заключены, может страшной ценой заплатить за то, что переступил границу дозволенного. Говорят, в старину были колдуны, которые с помощью черной магии творили неслыханные, невероятные дела, только все они либо сошли с ума, либо умерли страшной смертью. Ну и, конечно же, попали в ад.
* * *
Старая цыганка встретила внучку и сына долгим внимательным взглядом. Лицо ее, как и обычно, не отражало того, что происходило в ее душе. Она продолжала молчать и тогда, когда сын и Ляна расположились у ее кровати на стульях, пытливо заглядывая в ее глаза.
— Ничего мы тебе не принесли сегодня, мать. Не успели. Торопились поскорей тебя увидеть. Завтра с утра куплю конфет, фруктов…
Цыган смущенно замолчал.
— Ты только выздоравливай быстрее, бабушка, — подхватила нить разговора Ляна, — мы все время будем здесь, рядом с тобой. Мы все сделаем, чтобы ты поправилась.
Она наклонилась над старухой, целуя ее в лоб. Из-под расстегнутого воротничка ее блузки выскользнул и, покачиваясь, повис на цепочке, подаренный отцом медальон.
— Как?! Что это?! Откуда?! — с трудом прохрипела Мариула.
Ляна выпрямилась и
— Отец подарил, бабушка, — растерянно сказала она.
— Подарил…
Из глаз старой цыганки выкатилась крупная слезинка.
— Бабушка, бабушка, ну что ты, ведь ничего же страшного не случилось. Я отказывалась, а отец настоял… — и Ляна сама заплакала, сдерживая всхлипывания и слизывая слезы кончиком языка. — Ну хочешь? Хочешь я сейчас же верну отцу этот медальон?
— Что ты, внученька, что ты, — испуганно приподнялась с подушки Мариула, — теперь уже этого делать нельзя.
Она с укором посмотрела на сына.
— Ах, Пьетро, Пьетро, что ж ты наделал, — с теми же интонациями, с которыми она отчитывала сына в детстве, сказала старуха и тяжело откинулась на подушку.
Пьетро подскочил со стула и виновато топтался у постели матери. Обессиленная разговором, Мариула закрыла глаза и вновь надолго замолчала, погрузившись в горькие думы.
— Все правильно сделал я, мать, — прервал гнетущую тишину цыган. — Скоро ты не поправишься, это уже очевидно, а табор вынужден был поспешно сняться с места. Надолго бросить табор я не могу, знаешь сама. Когда выпишут тебя из больницы, сниму вам с Ляной жилье, чтобы ты могла совсем поправиться, и поеду догонять табор, а внучка будет за тобой ухаживать. Через несколько месяцев, на обратном пути заберем вас. Сама понимаешь: в пути с человеком всякое может случиться, и Ляночка, возможно, никогда не получила бы твой медальон, не отдай я его ей сегодня. А ведь он ее по праву. Правильно я все сделал, — заключил Пьетро свою речь.
Болью и растерянностью наполнились глаза старой Мариулы. Будто позабыв о Ляне, она смотрела на сына так, как смотрят на смертельно больного человека, осознавая, что видят его в последний раз.
— Сынок мой, — тихо и грустно сказала старуха. — Ты подарил дочери остаток своей жизни. Кому и когда отдаст девочка годы твоей судьбы? Кто знает? Могла ли я отнять у тебя право распоряжаться собственной жизнью? Не думаю… Да и кто может воспрепятствовать такому? Я вот не смогла… Только рано, ох как рано сделал ты это.
Мариула замолчала, и наступила тишина, сделавшая троих близких людей чужими, как будто нечего больше было сказать друг другу троим близким людям.
— Хэк! — наконец прервал затянувшуюся паузу цыган, смущенно крякнув в кулак. — Опять ты, мать, сказки свои рассказываешь. Не к месту, да и не вовремя.
— Ты прав, сынок, чепуху болтаю, — печально улыбнувшись, неожиданно согласилась Мариула. — А ты не слушай меня, не слушай…
— Пойду я, мать, займусь делами, а Ляночка побудет с тобой. Вечером вернусь.
И он вышел из больничной палаты, высокий, чуть отяжелевший от груза прожитых лет, с густой гривой тронутых сединой волос.
Оставшись вдвоем с Мариулой, девушка, испытывая муки совести, думала:
— Ну зачем, зачем я согласилась взять этот медальон? Отец ведь сказал, что тому, кто расстанется с ним, грозит страшная беда…
— Не думай о плохом, — словно прочитав ее мысли сказала старуха.
Она внимательно посмотрела на расстроенную внучку, не зная, как утешить ее без лжи и фальши, и помертвевшим, лишенным интонаций голосом продолжила: