Восход Черной Звезды. Эра осторожности
Шрифт:
Полицейский с зелеными погонами стоял на страже островка безопасности, разделявшего оживленную магистраль. Спросить у него? Но, опять-таки, как до него добраться? Одно дело глазеть на поток движения в автобусное окно, сидя в безопасности. Совсем другое — оказаться в самой гуще. Машин было пугающе много — грузовики, троллейбусы, личные автомобили, фургоны, такси. Они сновали туда и сюда, как будто в Новый Орлеан именно сегодня собралось все население Северной Америки, и на полной скорости бешено мчало по магистрали мимо автовокзала. Кастор долго стоял на бровке тротуара, наблюдая, пытаясь разрешить загадку светофоров. Потом, улучив момент затишья, храбро проскользнул под носом у притормозившего фермерского грузовика и добрался до островка безопасности. Полицейский одарил его строгим взглядом.
— Здание уголовного суда, — выдохнул запыхавшийся Кастор. — Как туда пройти?
Ему
Прогулка оказалась утомительно долгой. С другой стороны, вокруг было столько интересного! Совсем не то, что смотреть из окна автобуса. Теперь он мог вдыхать запахи улицы, чувствовать под ногами тротуар, потолкаться в толпе. Билокси до Нового Орлеана далеко! Экскурсионные автобусы были набиты туристами — ханьцами, прямо с берегов Отчизны. Оказывается, туристы с удовольствием фотографировали не только сельские коммуны, — Новый Орлеан тоже был им в диковинку. Вдоль тротуаров выстроились торговцы-лоточники, продавали сочные красные помидоры, виноград, длинные белесые стебли салата-латука; все это торговцы выращивали на собственных участках и каждое утро приносили в город, чтобы сбыть товар и поглазеть на городскую жизнь. Почти в каждой нише, каждой подворотне расположились ремесленники, разложив нехитрый инструмент, готовые любому оказать услугу: починить башмак или подстричь волосы. Почти все торговцы и ремесленники были янки. Почти все пешеходы, прогуливавшиеся вдоль тротуара — китайцы-хань, но на Кастора никто внимания не обращал.
Кастор обнаружил, что под ложечкой сосет — у него разыгрался аппетит, и он остановился у тележки, с которой продавали охлажденный шербет. Тележку окружала небольшая толпа покупателей. Понаблюдав за клиентами торговца, он выяснил, с какой стороны нужно пробираться к прилавку, двигаясь вместе с очередью, потом расстегнул карманчик и отделил от тощей пачки купюр одну банкноту. Торговец, внимание которого Кастору удалось, наконец, привлечь, подозрительно взглянул на купюру с красной каймой — у всех купюр АРБ имелась красная кайма, — но, пожав плечами, деньги принял, но сдачи не дал. Кастор отвернулся и отошел. Он злился на себя, потому что понимал — его обсчитали, и он не решился протестовать. Вдруг ухмыляющийся юноша-ханец дружелюбно хлопнул Кастора по плечу. На маловразумительном английском он жизнерадостно поинтересовался:
— Брат, ты прямо из глубинки? Не боись! Врубишься скоро-скоро, понял?
Кастор, услышав его английский, поморщился, но был благодарен юноше за моральную поддержку. Он спросил на высшем наречии:
— Мне нужно попасть к зданию уголовного суда. Я правильно иду?
Оказывается, да, он на верном пути. Но новому знакомому потребовалось несколько минут, чтобы объяснить Кастору, где поворачивать, как пересекать магистраль по пешеходным мостикам на определенных перекрестках — и все это в сопровождении дружеских похлопываний по плечу, спине, тычками в ребра и живот. Кастор немного удивился, поскольку китайцы-хань традиционно избегали прикосновений к другому человеку, насколько возможно, но все равно был очень благодарен пареньку. Почти целый час.
Через час Кастору пришла в голову полезная мысль. Среди достопримечательностей Нового Орлеана не последнее место занимали магазины, универмаги, салоны, торговые центры; и не только помощник руководительницы коммуны жаждал приобщиться к богатствам большого города. Кастор решил увезти с собой столько предметов роскоши, сколько окажется в состоянии приобрести. Для этого нужно было пересчитать деньги, определить, что он может себе позволить, а что нет, и тут Кастор обнаружил, что деньги пропали. Карманчик был расстегнут и пуст.
С этого момента Кастор никакой благодарности к юному ханьцу не чувствовал.
Он добрался до здания суда, и ему передали приказ инспектора Цзунг явиться лично к ней; прошагав лишний километр к управлению народной полиции, он выяснил, что инспектора нет на месте; когда секретарь по телефону отыскала инспектора, инспектор велела Кастору отправляться в гостиницу для командированных, а утром явиться на заседание суда — еще полтора километра пешком, и солнце уже село. Клерк за стойкой дежурного сообщил ему две новости, хорошую и плохую. Плохая новость состояла в том, что к ужину, который подавали постояльцам, Кастор опоздал; зато, —
Конечно, новость приятная — если у вас есть деньги.
Выступление Мелкинса Кастора в суде свелось к тому, что он ответил на три вопроса, каждый ответ был длиной всего в одно слово, но времени пришлось потратить изрядно, хотя выступать он должен был первым. Сначала пятеро судей и разнообразные судебные чиновники долго перешептывались — что-то они не поделили, похоже, — а Кастор и все остальные пребывали в нервном ожидании (Кастора, например, грыз голод) начала представления.
Впрочем, Кастор мало обращал внимания на голод. Он возбужденно вертел головой во все стороны, разглядывая зал суда, пока у него не заболела шея. Зал суда был разделен на три концентрические «четвертины», словно концерт-холл. Впереди находилась так называемая «сцена» с местами для судей, народных юрисконсультов и секретарей. На некотором расстоянии помещались скамьи для свидетелей, где сидел сам Кастор и где впереди, в самом первом ряду, он заметил коротко подстриженную черноволосую голову инспектора Цзунг Делилы. За спиной Кастора поднималась прозрачная перегородка, отделяя судей и свидетелей от галереи для зрителей, чтобы шум и гам не препятствовали творить правосудие. Галерея предоставляла места для нескольких сотен зевак, но сегодня там было просторно. Очевидно, поглазеть на заседание явились только самые любопытные и те, кому нечем было себя занять, решил Кастор. Среди зрителей Кастор заметил нескольких янки, лицо или два показались ему смутно знакомыми. Может, это члены скотоводческой коммуны? Не исключено, процесс наверняка должен был заинтересовать жителей соседнего коллектива. С другой стороны, никто из деревни Кастора не приехал. Другие зрители оказались полюбопытнее, с его точки зрения. Как всегда, целый автобус вездесущих туристов с Материка, группа поменьше — из Индии, в сари и тюрбанах, но все — с фотокамерами. У некоторых зрителей вид был более чем странный. Например, присутствовал человек с громаднейшей головой, словно ему надели футбольный шлем, который был ему велик на пять размеров. Может, это и был какой-то особый шлем или шляпа? Большеголовый был ханьцем, но выражение лица у него поразительно быстро менялось, а поведение было еще более непонятным, чем лицо. Похоже, человек этот не мог решить, чего же он хочет. Он поднимался, чтобы покинуть зал, потом снова пробирался между сиденьями к старому месту; снова приподнимался на секунду и с громким стуком откидного сиденья опускался. К удивлению Кастора забавному типу все сходило с рук, его не вышвырнули из зала. Наоборот, служители, похоже, считали его лицом привилегированным.
Затем, когда судьи разрешили свой спор и пришли к некоему общему мнению, и заседание было открыто, возникла новая задержка.
Секретарша с каменным лицом приблизилась к Кастору, который смущенно поежился под строгим взглядом судей, в этот момент направленном на скамьи свидетелей, и спросила на высшем наречии:
…— Сознаете ли вы всю ответственность за дачу ложных показаний под присягой? Готовы ли вы говорить правду и ничего, кроме правды?
Кастор начал было отвечать, но у секретарши вдруг удивленно поднялись брови, она с потрясенным видом заставила его замолчать, пока вопрос ее переводили на английский. Кастор понял, что способным к разумению высшего наречия его не считают. Неприятное открытие, что и говорить. Он не подал виду, но самолюбие его было болезненно уязвлено. Он обвел взглядом галерею зрителей. Почти все глазели на него, включая большеголового чудака. Инспектор Цзунг Делила наблюдала за ним с ехидной полуусмешкой. Наконец, Кастору задали три вопроса:
— Ваше имя — Мелкинс Кастор и вы являетесь гражданином автономной республики Бама, членом полевой бригады номер три коллективной фермы «Небесное Зернышко»?
Пауза для перевода, после чего Кастору позволяли ответить:
— Да.
— Хси-хси, — пропищал переводчик, и судья задал следующий вопрос:
— Неделю назад, во время пересадки саженцев риса вы обнаружили человеческую голову?
— Да.
— Хси-хси.
Наконец, заключительный вопрос:
— Вы узнаете эту голову?
Вопрос не требовал перевода даже для самого исключительно англоязычного свидетеля, потому что женщина-секретарь выставила перед Кастором голографическую рамку с объемным изображением головы — в натуральную величину, со всеми положенными признаками разложения. Мягкие части лица объели рыбки тилапии. Смотреть на него было жутко. Еще хуже — сознавать, что к этой кошмарной голове он прикасался.
— Д-да, — запинаясь, пробормотал Кастор, пытаясь сдержать тошноту. После чего его отпустили.