Восход Красной Луны 2: Жертвы экспериментов
Шрифт:
Кэтрин! События того ужасного вечера Гилберт прокручивала в своей памяти тысячу раз. Бедная, любимая Кэтрин! На глаза навернулись слезы. Наверное, впервые за эти дни, начиная с той прогулки в парке.
– Елена?
Девушка встрепенулась и, поднявшись, отскочила от того, кто к ней поднялся. Доктор Фелл смотрела на свою пациентку равнодушно, без всякого изумления. Елена не была бунтаркой и Мередит помнила, что сама брюнетка пришла сюда по собственному желанию.
– Ты в порядке?
Ее глаза были безумны. Ее внутренний мир был разрушен, но, что самое страшное, девушка примирилась с этим. Она не устраивала драк, истерик и не буянила.
Елена закивала. Мередит подошла и, взяв девушку за руку, села с ней на диван, который был пуст в столь утреннее время.
– Ты по-прежнему не разговариваешь с родителями. Они… очень берегут тебя.
Елена не хотела намеренно причинить боль. Она чувствовала вину за гибель своей любимой сестры. Гилберт не видела смысла беседовать с ними.
– Мне снятся кошмары, - произнесла Елена, переводя разговор на ту тему, которая ее волновала.
– Ты можешь сказать, что тебе снится?
– Убийства.
Мередит спишет это на последствия катастрофы в школе. Быть может, свяжет это с потерей сестры. Елена знала, что Фелл так и думает.
– Ты можешь их описать?
– Я не помню снов, - солгала Гилберт. – Просто знаю, что снятся убийства, и я просыпаюсь в диком ужасе.
– Хорошо. Я назначу тебе курс снотворного.
Она протянула девушке две плоские таблетки. Красного цвета. Елена вглядывалась в них, вспоминая, то, как только ночью теряла рассудок. Ей казалось, что она была одержима небесным телом. Две красные таблетки… Красный цвет был повсюду. Чтоб избавить себя от воспоминаний, девушка проглотила лекарства.
Она хотела сказать что-то Фелл, но ее внимание было отвлечено истошными криками. По коридору санитары волочили худую, смуглую девушку. Она кричала что-то на незнакомом для Елены языке и, кажется, это были не совсем ласковые слова. Девушка была совсем-совсем худой, с темными волосами. Она брыкалась, стараясь выбраться. Елена чувствовала то, как сильно ее желание выбраться из цепей действительности, как серьезно ее намерение сбежать отсюда. Елена здесь всего пару дней, а эта особа сколько? Елена даже замерла, наблюдая за картинкой.
– Я убью вас!
– кричала она в истерике. – Я каждого из вас разрежу на части, паршивые, подлые твари!
Один санитар замахнулся и сильно ударил по лицу так, что голову вывернуло вправо. Елена съежилась и отвела взгляд.
– Это Бонни. Ее только что привели из карцера. Она считает себя медиумом.
– Это не дает им основания избивать ее.
– Она … она избила свою соседку до полусмерти.
Бонни напоминала узницу Бухенвальда. Были видны ее ребра, суставы локтей, ключицы. Она то ли отказывалась есть, то ли ее просто на просто не кормили.
Только сейчас Елена осознавала окружающую ее действительность. До этого все мысли девушки были заняты Кэтрин, Деймоном, Кэролайн… И, сейчас, смотря на то, как Бонни угрожает всем и каждому, Гилберт понимала свое ужасное положение. Сколько ей здесь предстоит просидеть? До конца жизни, ведь Форбс намерена претворить свой план в действие. И ей не нужны те, кто может помешать.
Елена до вечера сидела неподвижно на этом месте, глядя то на стены, то на кафель под ногами. Всюду была грязь. В этом городке, в ее школе, в этой психушке. Какой ад?! Достаточно оглянуться, чтобы понять, что окружающий тебя мир не находится в одной Вселенной
С самого начала нас пичкают тем дерьмом, что мы должны соблюдать какой-то дресс-код. С самой школы нас приучают к форме, лишая проявления своей индивидуальности. Потом из этой серой массы, которая живет в согласии с социальными нормами, воспитывают подобных мышей, из которых такие как Форбс делают своих зверюшек для своих же экспериментов.
Да, этот мир великолепен – ничего не скажешь.
Итог? Деймон заражен новой вариацией вируса. Кэтрин мертва, а Елена вынуждена сосуществовать в этой психушке до конца своей жизни. Гилберт стала приучать себя к той мысли, что того светлого дня, когда все наладится и взойдет солнце на небосвод – его не будет.
Девушка взглянула на луну в ночном небе. Она невольно вспомнила тот вечер, когда ограбила ювелирный магазин и убила полицейских… Она вспомнила тот вечер, когда издевалась над Тайлером и стала причиной смерти Кэтрин. Она вспомнила себя прежнюю… Всего лишь на сотые секунды ей захотелось стать прежней лишь для того, чтобы уничтожить Форбс! Всего лишь на сотые секунды!
Потом она закрыла глаза и, перевернувшись на бок, спустя несколько мгновений, заснула.
Девушка, которую заперли в комнате с мягкими стенами, уже перестала биться о них и надрывать голос. Она сползла на пол и, сев возле двери, устремила взор в окно. Эту комнату освещал лишь лунный свет. Освещал эти убогие стены и худую, доведенную до безумства девушку. Кажется, что луна любила наблюдать за своими жертвами, любила доводить их до крайней точки сумасшествия, и потом наблюдать как жалкий человек пытается ужиться с самим собой.
Говорят, что самопознание – самая сложная вещь в мире, и она продолжается на протяжении всей нашей жизни. Обычный человек удивляется, когда слышит записанный звук своего голоса, видит свою внешность в зеркале или фотографии. Все это потому, что человек не знает себя наизусть и на протяжнее всей жизни себя изучает.
Но когда ты превращаешься в оборотня? Когда ты медиум? Тогда самопознание является такой же неосуществимой деятельностью, как и полет на Плутон за десять дней.
Бонни из-подо лба оглядывала пространство этой комнаты, чувствуя здесь иную сущность. Они приходят. Каждую ночь. Беннет не видит их в неосвещаемых помещениях, поэтому вынуждена буянить, чтобы попасть в карцер. Но сейчас девушка ощущала здесь чье-то присутствие. Не было страха. Что она испытывает?
Представьте себе ситуацию, что вы дома, в уютной, теплой квартире, но вдруг проходит холодок по коже и создается ощущение, что сзади кто-то стоит. Это длится несколько секунд, но на протяжении этих секунд вы готовы кровью клятву дать, что вы не одни.
Бонни испытывает то же самое. Нет шума и ужасных лиц призраков, нет предметов, которые летают по просторам того или иного помещения. Нет плача, шепота, маленьких, светящихся детей. Словом, нет всего того, что показывают в фильмах.
Есть только ощущение присутствия.