Восход ночи
Шрифт:
И тут что-то коснулось ее руки.
Доун подскочила как ужаленная и растерянно заморгала. Сердце колотилось как бешеное. Не успела она толком прийти в себя, а тело уже четко среагировало на опасность и встало в стойку.
Помутневшие от усталости глаза различили Жаклин Эшли — модные потертые джинсы, футболка с надписью «Спасем нашу планету», неизменные темные очки и бейсболка, под которую незадачливая фехтовальщица спрятала волосы. В руках Жаклин держала какие-то бумаги и букет цветов, при виде которого Доун вспомнила: она ведь
Облегченно вздохнув, Доун с удивлением поняла: она и сама рада гостье, хотя надо признать — на фоне кровожадных вампиров девчонка из невадского захолустья покажется приятной компанией кому угодно.
Доун расслабилась, но кровь все еще гулко стучала в висках.
Жаклин положила букет на стол и посмотрела на нее, сочувственно наклонив голову.
— Боже мой, вы оба пострадали во время трюка?
Слова Жаклин доносились словно сквозь вату, контуры ее фигуры расплывались. Доун заставила глаза открыться. Спать. Как хочется спать.
— В следующий раз придется быть осторожнее с хореографией, — проговорила Доун непослушными губами. — Он спит, но ты посиди, ладно? Представляю, как он обрадуется, когда проснется и увидит свою любимую будущую чемпионку по фехтованию.
— Конечно. Я буду рада хоть чем-то ему помочь. Вам обоим. — Убедившись, что с Доун все в порядке, Жаклин заулыбалась до ушей, раскачиваясь с пятки на носок.
Доун бросила на нее быстрый взгляд, все еще пытаясь стряхнуть с себя сон.
— Ясненько… — протянула Жаклин. — Знаешь что?
Доун хотелось ответить ей чем-то вроде давешней шутки про квартиры и подозрительных жильцов, но сейчас ей было не до легкого трепа. Поэтому она покорно подыграла Жаклин.
— Что?
Актриса радостно взвизгнула и протянула ей свои бумаги. Распечатки с какого-то сайта.
— Я знаю, тебе сейчас не до этого, но… — Она еще пару раз подпрыгнула. — Я все-таки получила роль! Представляешь?
— Здорово. — Доун обрадовалась бы за нее гораздо больше, если бы не мысль о том, что все… процесс пошел. Процесс превращения милой наивной девочки в кинозвезду. — Поздравляю. Новость… э-э-э… просто замечательная.
— Спасибо! — Жаклин переступила с ноги на ногу, словно пыталась подобрать нужные слова. — И еще… Я подумала, будет лучше, если ты узнаешь об этом от меня… — Она запнулась.
«Господи, — подумала Доун, — да меня сейчас ничем не проймешь».
— Давай выкладывай.
— Ладно. — Жаклин резко выдохнула. — В общем, так. — Она снова перевела дух и робко покосилась на Доун. — Понимаешь… мне сказали, что я жутко отстала от времени… что… — Она растерянно пожала плечами. — Боже, какой ужас. Короче, мои агенты придумали для меня новый имидж — эдакая «гостья из прошлого», — и сегодня утром… В общем, смотри сама.
Актриса попыталась изобразить широкий театральный жест,
По плечам девушки рассыпались золотистые локоны. Сквозь сонное отупение Доун почувствовала первый укол беспокойства.
А когда Жаклин сняла темные очки, Доун невольно отшатнулась.
Нет. Не может быть.
Там, в клубе, Доун не удосужилась рассмотреть Жаклин, пока помогала ей натянуть куртку, а когда в ней наконец проснулось любопытство, та уже успела надеть маску. А потом ее глаза всегда скрывали линзы темных очков…
Перед глазами все поплыло. Взволнованная Жаклин ждала реакции — одобрения, неодобрения, хоть чего-нибудь.
— Говорят, что сходство, конечно, не то чтобы бросается в глаза, но чем-то я все же напоминаю Эву Клермонт. — Глаза актрисы взволнованно блестели.
«Ну же, — вопрошали они, — похожа я на Эву, есть ли во мне то нечто, что определяло твою мать?»
Мама.
Где-то внутри взорвалась стена и с грохотом рассыпалась в пыль, выпустив на свободу мучительные воспоминания. Доун надеялась, что они навсегда останутся заточенными в огненный круг тоски и боли, и мало-помалу сгинут без следа, но… Теперь они воскресли, вызванные из небытия преобразившейся Жаклин.
Фотография из обувной коробки — отцовского тайника. Снимок места преступления.
На белых шелковых простынях — тело женщины: руки привязаны к стойкам кровати, широкие рукава ночной рубашки раскинуты в стороны как алые крылья. Из рваных порезов по рукам струится кровь. Светлые волосы разметались по подушке, карие глаза устремлены в потолок. На губах — умиротворенная улыбка. Прелестный ангел, созданный чьим-то больным воображением, истекший кровью на жертвенном алтаре чистоты.
Труп Эвы, чья смерть превратилась в легенду.
Накатила тошнота, перед глазами поплыли темные круги. Доун слепо шарила по стене в поисках опоры.
Жаклин суетливо усадила ее на стул.
— И ведь знала же я, что этим все и закончится. Прости меня, Доун. Пожалуйста, прости!
— Все в порядке. — Черт побери, конечно, все в порядке! Иначе и быть не может.
Доун попыталась встать. Ноги подогнулись, и ей пришлось бессильно опуститься на стул.
«Красное на белом. Кровь. Повсюду кровь… Мама».
— Сейчас, сейчас. — Жаклин подтащила еще один стул, и, бормоча что-то успокаивающее, уложила Доун к себе на колени.
«Спасительное одеяло в грозовую ночь», — подумала Доун. Ее тянуло нырнуть под его утешительную — хотя и ненадежную — защиту, и в то же время хотелось отбросить подальше.
— Я знаю, для тебя это ужасное потрясение. — Жаклин погладила Доун по голове. — Просто жуткое. Знаешь, что меня всегда успокаивало? Любимая колыбельная моей мамы…
Щеку Доун обожгла первая слеза. Жаклин обняла ее крепче, приговаривая что-то ласковое, утешая ее. В голове оглушенной Доун множились яростные, невозможные вопросы.