Восходящее солнце Астерии: Священное Древо

Федюшина Наталья

– Если тронешь его хоть пальцем…

– Это говори не мне.

– А кому? Ты ведь его привела. Что с Амелией? Если ты с ними что-то сделала…

– Винить можешь только себя. Стоило убить Гавена, когда была возможность. Твоя жена сейчас лежит в общей куче трупов в центре Гластонгейта. А сын сидит на цепи. Только благодаря мне, мальчишка остался жив. Стоит тщательней подбирать слова, иначе покровительство богини не будет таким милосердным.

Чаннинг вновь посмотрел на Джерарда. Рука дрогнула, желая коснуться хрупкого юного плеча. Он всей душой хотел

обнять сына, узнать любит ли он собак, умеет ли давать сдачи обидчикам или ловить рыбу. Чаннинг видел в нем себя. Загнанного зверька, который слишком рано лишился родителей. Волк надеялся, что его уход смог подарить сыну счастливое детство с Амелией и его младшим братом. Чаннинг оставил семью не по своей воле. Они забыли про него из-за обряда, он же никогда не стирал счастливые воспоминания из памяти. Семья была для него всем.

Сколько же сделано ошибок…

– Докажи, что это правда, - сказал Чаннинг, всматриваясь в отражение своих же глаз.

– Можешь не верить, - ответила Лилит.
–  Готов ли ты рискнуть своим сыном из-за сомнений в искренности богини?

– Чего ты хочешь?

– Жизнь Джерарда в обмен на твою.

– Хочешь моей смерти?

– Никогда о таком не думала.

Лилит демонстративно изогнула бровь и продолжила более строгим тоном:

– Хочу, чтобы ты пришел ко мне по собственной воле и помог создать новый мир.

– То есть уничтожить Астерию.

– Нельзя ничего построить, не разрушив. В этом и есть смысл мироздания. Ничего не появляется просто так и не исчезает бесследно. Баланс не рушим. Мы просто изменим Астерию на новый лад. Уверена, ей пойдут кристально чистые снега. Вечная мерзлота куда лучше, чем серое уныние.

Лилит самодовольно смотрела на своего Волка. Она была уверена, что он сдастся, хоть и не сразу. Богиня умела ждать. Что для нее пару дней, когда на кону стоит мечта. Не только людям подвластно это слово.

– Я не прошу делать выбор сейчас, - сказала девушка, - но помни, что у твоего сына не так много времени. Гавен жесток, когда речь заходит о том, кто вечно путается у него под ногами.

– Если с Джерардом что-то случится…

– Ты сам его бросил. Буду ждать тебя в Гластонгейте. Близится осень.

– Папа!
–  крикнул Джерард перед тем, как сияние затянуло его целиком.

Чаннинг не успел протянуть руку, как свет погас, и горячие пальцы схватили Волка за плечи. Мягкий лунный свет, который лился из окна, сменил мрак неизвестного коридора. На него в упор смотрели родные глаза.

***

Я нависла над Чаннингом обеспокоенной черной тучей, пока рука нежно гладила мужскую щеку. Любимый припал губами к ладони, пытаясь таким образом зацепиться за реальность, которая согревала своим теплом и ароматом полевых цветов. Он оставил на коже легкий поцелуй. Мое тело ответило жаром.

– Снова кошмар?
–  вырвалось предположение, едва касаясь губами горячего лба.

Он казался взмокшим от страха и переживаний. Я снова посмотрела в глаза Чаннингу и попыталась найти в них ответ.

– Лилит жива, - безжизненно сказал Волк.

Нахмурились брови.

– Это всего лишь сон.

– У нее мой сын.

На этот раз пришлось промолчать, пока голова гудела от мыслей, нахлынувших безудержной волной. Я никогда не слышала, чтобы Чаннинг рассказывал о семье. Конечно, он не был монахом, но, чтобы сын… К этому невозможно было подготовиться. Рука дернулась. Чаннинг еще сильнее сжал тонкие пальцы.

– Кажется, мне нужно объясниться, - сказал он.

– Желательно. Не хочу, чтобы в комнату ворвалась твоя жена и назвала меня разлучницей. Не так я себе представляла нашу совместную жизнь.

– Значит, думала о ней?

– Не меняй тему.

Чаннинг замялся. Он отпустил руку и сел на край кровати, вынуждая внимательно рассматривать напряженные плечи. Минуты шли. Тишина сгущалась внутри комнаты лунным светом, за которым следовала тьма. Ее Чаннинг и боялся. Я не торопила с ответом, но сгорала от любопытства и стыда. Между нами никогда не поднимался вопрос о прошлом. Каждый считал эту тему запретной, так как уважал старые раны друг друга. Всегда было что сказать, но никто не решался задавать нужные вопросы. Сейчас их накопилось предостаточно, чтобы приоткрыть завесу тайн.

Чаннинг долго молчал. Было похоже, что он не знал с чего стоит начать. Рассказывать о мальчике, который рано стал сиротой, было бессмысленно. Ему вряд ли хотелось видеть жалость в моих глазах. И чем он мог удивить девушку, которая сама лишилась родителей, когда ей исполнилось шесть. Ему же было на восемь лет больше. Это я уже слышала в ходе разговора, но не со мной. Его история собиралась в мыслях по крупицам с помощью кошачьего духа и случайно брошеных фраз. Про мать Чаннинг ничего не мог сказать дурного, кроме того, что она умерла при родах брата, а вот отец успел изрядно попить у своих сыновей кровь. Граф Уэльсон только с виду казался добропорядочным семьянином, а на самом деле ловелас и повеса. Не успело остыть ложе от тепла жены, как он начал приводить в дом женщин сомнительного происхождения. Все, что граф любил, измерялось слитками и хранилось в ящиках под поместьем. Чаннинг явно не хотел рассказывать и то, как защищал брата от ударов хлыстом, подставляя свою спину. Раны на теле зажили после обряда, но на сердце так и остались гнойные рубцы. Чаннинг не желал рассказывать, как радовался, когда получил извещение о смерти. Он пришел на кладбище в белом костюме и радостно похлопал брата по плечу. Сейчас Чаннинг считал себя глупцом, но тогда - счастливым ребенком. Ему достались все деньги, поместье и лучшие места в карточных клубах. Бордели открыли свои двери и ублажали все желания, о которых он даже не знал. В то время Чаннинг редко видел брата. Густой туман и пары алкоголя резали взгляд. Благодаря своей хватке, он смог удержать поместье и втрое увеличить капитал всего за пять с лишним года. Волк - стал не просто гербом семьи. Когда Чаннинг повзрослел, его боялись и обходили стороной. Все, кроме белокурого ангела.

Конец ознакомительного фрагмента.