Восходящие вихри ложных версий
Шрифт:
Тугарин участия в разговоре не принимал. Он сидел, скрестив руки на груди и вскинув голову, ждал, как поле под парами, своего часа. На звуки голосов коллег, выпускавших из губ своих хилые предположения, согбенные от неуверенности их творцов, Гвидон лишь нехотя скашивал глаза и неслышно усмехался уголком рта.
Бездвижный внешне, он, словно уголёк в ладонях, перекатывал в сознании огненное зерно взращённой им версии. Разве мало в последнее время пишут о такого рода бизнесе, как поставка за рубеж органов человеческого тела? А изготовление учебных пособий, выварка скелетов, например, –
Хряпин пообещал в ближайшие дни не давать Тугарину свежих материалов. У него даже была мысль пообещать Тугарину, что заберёт он, Хряпин, у подчинённого своего, если очень уж потребуется, один-два материальчика, чтобы тот больше времени смог уделить необычному хищению. Мысль была – обещания не последовало.
Половину воскресного дня Гвидон провёл в морге, затем мотался по городу, разыскивая и опрашивая всех лиц, имевших или могущих иметь хоть какое-либо отношение к случившемуся. Результат был нулевым – ни малейшей зацепки.
Не нашёл Тугарин санитара Волкова, домой с работы не явившегося, поэтому оставалась некоторая надежда на него, на санитара Волкова. Быть может, он что-то важное сообщит, когда явится к Тугарину по оставленным на его имя повесткам, в квартире его и на работе.
А вечером, почти ночью, было принято решение временно не предавать огласке факт исчезновения из морга трупа. По предложению Тугарина. Хряпин поначалу воспротивился, однако Гвидон заявил, что не стоит исключать возможности, что к похищению тела погибшей Екатерины Скалыги мог иметь отношение кто-то из её близких.
– И что это даст? – прищурился Хряпин и принялся теребить усы.
– Посмотрим.
– Они потребуют труп для захоронения.
– Надо чтобы в морге сказали, что необходимо дополнительное исследование органов.
– А реагенты ожидаются из Москвы? – усмехнулся Хряпин.
– Из Австралии. Необходимо время.
В понедельник у Тугарина был муж пострадавшей, Михаил Ильич Скалыга, а потом две подруги потерпевшей, Фоменко и Кошелева. Скалыга взволнованно спрашивал, как ему быть в этой ситуации. Ведь на двенадцать часов назначен вынос тела. Всё подготовлено к погребению. И ресторан заказан. Родственники съехались. Об обстоятельствах несчастного случая ничего дополнительно не сообщил. «Если бы я знал!.. Но там у всех такая проводка, снаружи – голый провод».
Когда шла беседа с Кошелевой, в кабинет вошёл Хряпин. Он вошёл лишь затем, чтобы передать Маврину документы по факту разбоя, совершённого прошедшей ночью, однако, обнаружив напротив Тугарина интересную женщину, извлечь себя с равнодушной своевременностью из кабинета подчинённых не сумел и потому соблаговолил задержаться и даже задать Кошелевой несколько вопросов, светски легковесных.
Подруги Скалыги оказались подругами хоть и недавнего, но всё-таки прошлого – с того времени, как супруги Скалыги серьёзно занялись бизнесом, виделись они с Екатериной Скалыгой всё реже и реже.
– Катю месяца два я не видела, – сообщила Кошелева, – а Михаила и вообще чуть ли не полгода. Вчера, правда, он прислал какую-то девушку за ключами от их квартиры. Катя в последний свой приход ко мне забыла их, да так и не забрала потом. Я, когда обнаружила ключи, а обнаружила я их не сразу – через какое-то время, то и не догадалась, что это её. И она не зашла почему-то.
– Может, думала сначала, в другом месте оставила или потеряла, – предположил Тугарин.
– Может быть. А потом, возможно, некогда было.
Гвидон задал ещё множество вопросов, но всё без толку.
– Подруги, пусть даже и бывшие, а всё одни какие-то общие фразы, – недовольно сказал Тугарин после ухода Кошелевой. – Вот, например, Кошелева. Александр Петрович, тебе не показалось, что эта подруга Скалыги что-то темнит, что-то не договаривает. Как минимум. А? Ты видел, как она на вопросы отвечала? Обратил внимание? Все слова свои взвешивала, обдумывала всё самым тщательнЕйшим, как сказал бы Руслан Имранович, образом. Ой неспроста-а…
– Ну поговори с ней ещё раз, – прикуривая (он решил покурить в кабинете подчинённых), ответил Хряпин. – Только что это даст, не знаю. Хотя, конечно, женщина она внешне приятная. Я бы, пожалуй, разорился на один вечерок. А если серьёзно – может, она просто человек такой. Есть люди, у которых только под пыткой сведения получить… И интереса-то у них никакого – нет же, кряхтят, но молчат, как партизаны.
– Под пыткой или… вызвав на скандал.
– Что? Какой скандал? – не понял Хряпин.
– Спровоцировать ситуацию… Как в том анекдоте, «а твоя-то, а твоя-то…» Помнишь? Анекдот этот.
– Анекдот – это одно… Проще надо.
– А что? Когда поразмышляешь, обмозгуешь всё… Так даже интересней.
– Всё-то ты не туда думаешь! – привычно сдержанным жестом Хряпин коснулся роскошных усов.
– Куда – не туда?
– Красивая баба! А ты сидишь чурбаном деревянным! – Хряпин поднялся на ноги. – Будь я хотя бы на один раз меньше женат и будь у меня хотя бы на два ребёнка меньше… А-а!
– Да ну, – отмахнулся Гвидон. – И вообще она мне дурой показалась.
– Ду-у-ра! – передразнивая, Александр Петрович резко повернулся в сторону Тугарина. – Сам ты… Можно подумать, рядом с рассадником умных женщин вырос!
– Да нет, я – пас. И душевный настой жидковат, консистенция не та. Я и вообще-то, когда по следу иду, все половые признаки утрачиваю. Женщина или баба – ничего не понимаю.
– Когда я начинал, – Александр Петрович снова присел на стул и ласково тронул усы, – вот тогда были опера! У-у! Всё успевали. И работать умели. И водку пили. Ты пойми, подход к каждому нужен. С каждым надо поговорить на его языке. Ты вот говоришь – дура, а сам, я предполагаю, с самого начала какую-нибудь заумную ахинею при ней нести начал. Потому, может, и слова она обдумывала. Дурой показаться не хотелось. Всего-то. Необходима атмосфера лёгкости. Нужно человека поместить в такие условия, чтобы он говорил, говорил, и выговориться не мог. Пусть уж лучше он в десять раз больше скажет, чем какой-нибудь пустячок упустит.