Восходящие вихри ложных версий
Шрифт:
Вернувшись с обеда, Тугарин раздвинул шторы, чтобы посидеть минут пять под световым колпаком весеннего солнца. Этого не получилось.
– Гвидон, зайди ко мне срочно!
Голос Хряпина, пропущенный сквозь селектор, выглядит плоским.
– Нашёлся твой Волков, – услышал Тугарин радостную весть, войдя к Хряпину, однако тотчас же и по голосу, и по виду Александра Петровича понял, что сказано ещё не всё.
– Ну-ну!
– Сейчас созвонись со Шмеховым из линейного. Вот его телефон, –
– Так я и знал! – воскликнул Тугарин, словно катапультированный взвиваясь над стулом и роняя только что полученную бумажку с записями.
Прямоугольного вида листочек календаря, неоднозначно раскладывая движения, устремляется к полу. Гвидон с азартом кидается ловить его и опрокидывает стул.
– Что ты знал?! – раздражается Хряпин. – Что стулья мои переломаешь?
– Да нет. Зачем же! – Тугарин поднимает стул и начинает говорить более осторожно. – Хотел сказать, что это косвенным образом подтверждает мою версию. И Волков каким-то образом причастен к преступлению. Возможно, важный свидетель. И его хотели убрать. Очень и очень похоже на правду.
– Не это ли называется: гнать факты кнутом по одной дороге? – Хряпин скептически скривился. – Ты вот что, антимонии тут не разводи, а езжай-ка в больницу и вытащи из ушибленного всё, что можно. Благо, он не в реанимации. Вперёд!
– Может, зайти подальше? С домашних начать… Попробовать…
– Да он же до дома не доехал! – перебил Хряпин. – Что они могут знать? С него начни. Только смотри у меня! А то там сестрички – покойника взволновать могут.
Трамвайная монотонность удлиняет расстояния. Удалённые расстоянием и молчанием соединённые точки единой системы координат имеют различную эмоциональную окраску и смотрятся антиподами.
Впрочем, Тугарин и не собирался связывать себя обетом молчания, он всего лишь уговорил себя не кормить Шмехова незрелыми плодами собственной версии случившегося с Волковым. Гвидон прекрасно понимал, что в точке пересечения двух кривых истина выглядит куда как убедительнее. А о чём поговорить, всегда найдётся. Незнакомые прежде, Тугарин и Шмехов, как, пожалуй, два любых произвольно соединённых опера бывшего Советского Союза, проблем в учреждении доверительного и почти что дружеского общения не обнаружили.
Впервые со времени их личного (не телефонного) знакомства Волкова разговор коснулся, когда трамвай подкрадывался к остановке «Больничный комплекс».
– И как часто у вас такие случаи? Вышвыривают человечков из электричек иногда? – спросил Тугарин.
– Да, иногда. Не часто, конечно. Мне кажется, пока что самое распространённое – это когда по пьянке кухонным ножом и в условиях кухни. Где жрут, там и бьют.
– Ты прав. Типично нашенское злодейство. Но сейчас, я бы сказал, появляется и кое-что иное. По сравнению с благословенной памяти застойными временами, – вроде как согласился, но, одновременно, и возразил Тугарин.
– А случаи бывают, – проговорил Шмехов и вплотную приблизился к Гвидону. – Недавно одного нашего парня выбросили, сотрудника нашего, – сказал и направился к выходу.
– Да ну! – удивился и не поверил готовый поверить Тугарин, пробираясь следом за Шмеховым.
– Ну да. Ехал пьяный да и поскандалил с какими-то. Пистолет вытащил. Да! Его и вытолкали, а как иначе! Зашуршал по щебёнке. Хорошо – оружие не отобрали. Да и поезд только-только с остановки тронулся. Лобное покрытие обновил частично, только и всего… Но электрички сейчас, большинство, с автоматическими дверями.
– А эта, на которой Волков ехал?
– Проверил, у этой – не автоматически закрывающиеся.
– Ясно. Значит… – Гвидон принял медитативную позу: голову опустил, руки сцепил за спиною. – Значит, всё-таки сбросили его с поезда.
– Я бы не спешил такой вывод делать, – покачал головой Шмехов, более последовательный эмпирик, нежели Тугарин. – Частенько бывает, когда не хотят кого-нибудь сдавать, валят всё на пресловутые электрички и вокзалы. Уж сколько случаев у меня было! Друг ножом пырнул, жена сковородкой голову проломила…
– Или боятся сказать правду! – смысловую напряжённость сказанного Гвидон обозначил воздетым кверху указательным пальцем. – И такой вариант очень вероятен. Особенно в наше время.
Шмехов шевельнул бровями – всё, мол, возможно. Молчаливое движение бровей Шмехова, с равнодушной небрежностью уронившее очевидную тень сомнения на высказывание Тугарина, обрело признаки гнетущей силы. Гвидон молчал, однако эмоциональный ущерб был налицо, и мужественно сдавливаемые эмоции грозили выбросить упругий горб веера ненужных слов. Бессловесное и неуклонное напряжение воли нарушало энергетическую структуру Гвидона Тугарина.
– Данный случай… отягощён… специфическими обстоятельствами.
Гвидон произносил эти слова и морщился – он был недоволен собою.
– Ему кто-то угрожал? – равнодушно произнёс Шмехов.
– Он был одним из нескольких человек, находившихся в городском морге в тот именно момент, когда оттуда исчез труп покойницы! – Тугарин говорил с неумолимо возрастающим воодушевлением. – Представляешь? Труп неживого человека! Волков или опасный для кого-то свидетель, или… участник преступления. И это однозначно! И ничуть не удивлюсь, если сейчас не застанем Волкова в живых! – заключил Гвидон, непроизвольно ускоряя шаг.
Шмехов и бровью не повёл (Тугарин был весь внимание), только судорога недовольства, это когда Гвидон прибавил шагу, сбежала по его лицу. Тормозные механизмы бесповоротно отказали. Тугарин, схватив Шмехова за руку, оттащил его к пыльным кустам акации и, размахивая свободной рукой и придерживая, как придерживают гремучую якорную цепь, рвущийся ввысь голос и энтузиазмом нейтрализуя возможные противоречия, выбросил звенья причинной обусловленности волнующих событий.
Спустя минуту Шмехов выглядел убеждённым идейным сторонником предложенной ему Тугариным эффектной конструкции, однако скоропалительная чувствительность обрушенных на него аргументов воздвигла энергетическую стену некоего нечистого побуждения. Шмехов догадался, что при случае он не без некоторого удовольствия полюбовался бы на явление внезапного краха столь шумного построения. И опустил глаза. Если произвести мыльный пузырь даже и очень и очень большим – всё равно не всякий поверит, что им можно играть в мяч.