Восхождение денег

Фергюсон Ниал

При всем при этом ему казалось, что в голландской системе чего-то недостает. Было непонятно, зачем, коли они так полюбились рынку, искусственно ограничивалось число акций Ост-Индской компании. Озадачивала Ло и излишняя, на его вкус, сдержанность Амстердамского обменного банка. “Банковские деньги” хоть и были успешны, но так и оставались лишь пометками на полях учетных книг. Если не считать тех чековых расписок, что купцы выдавали в обмен на помещенные в банк монеты из драгоценного металла, деньги не существовали; их просто-напросто не было. В черепной коробке Ло уже роились мысли о принципиальной перестройке всех денежных отношений: в его мечтах ведающий выпуском банкнот государственный банк вроде Банка Англии облекался всеми привилегиями торгового монополиста вроде ГОК. Великому хулигану не терпелось найти достаточно доверчивые народ и страну, чтобы воплотить свои фантазии в жизнь. Кого же выбрать?

Все началось с Генуи, где Ло приторговывал иностранными валютами и ценными бумагами. Следующая остановка –

Венеция, дни на бирже, ночи в игорных домах. На паях с графом Айлским он приобрел немало бумаг на лондонской бирже. (Надо думать, Ло пользовался хорошими связями в высшем свете. Тем более странным выглядит его поведение. Так, леди Кэтрин Нолз, дочь графа Бэнбери, считалась супругой Ло и родила ему двоих детей, все это время оставаясь законной женой другого человека.) Наконец, в 1705 году он отправил в парламент Шотландии предложение о создании нового банка – позднее оно появилось в печати под названием “Размышления о деньгах и торговле”. По замыслу будущего Джона из Эдинбурга, банк должен был выпускать бумаги с процентными выплатами и таким образом лишить монеты роли денег. Обсуждение и осуждение идей Ло стало прощальным вздохом независимого шотландского парламента перед тем, как в 1707 году был подписан Акт о союзе Англии и Шотландии³⁹. Не найдя понимания на родине, Ло начал осаду Турина и в 1711 году добился аудиенции у герцога Савойского Виктора Амадея II. В “Пьемонтских записках” Ло вновь изложил доводы в пользу бумажных денег. По его убеждению, всеобщим деньгам достаточно пользоваться всеобщим доверием, и если оно есть, то бумага ничем не хуже монет. “Я открыл тайну философского камня, – признавался он другу, – и теперь могу превращать бумагу в золото”⁴⁰. Герцог был иного мнения: “Я не настолько богат, чтобы разориться”.

Первый пузырь

Почему же алхимик от финансов Джон Ло в конце концов остановил свой выбор на Франции? Французы отлично знали, с кем имеют дело: еще в 1708 году маркиз де Торси, министр иностранных дел Людовика XIV, охарактеризовал Ло словом joueur, то есть “игрок” (прибавив: профессиональный), и подозревал того в шпионаже. Но так уж получилось, что немедленного решения требовала проблема государственных финансов Франции. Потомкам на память о себе и своих войнах Людовик XIV оставил огромную дыру в казне, и теперь правительство стояло на пороге третьего за без малого век банкротства. Пересмотр уже набранных долгов привел к невыплате одних и частичному списанию других и по сути мог быть приравнен к отказу от выполнения обязательств. И все равно только для покрытия текущей недостачи было выпущено 250 миллионов так называемых billets d'etat, которые, в свою очередь, обещали владельцам все новые процентные выплаты. Кто-то додумался спасти ситуацию, размыв долю золота и серебра в монетах, и экономика страны сорвалась с обрыва⁴¹. Ну как тут было не поверить Ло, сулившему скорое избавление от всех недугов?

Первая попытка – в октябре 1715 года – убедить королевский совет в том, что стране необходим государственный банк с исключительным правом выпуска банкнот, провалилась: против смелого предложения Ло наделить банк полномочиями королевской кассы, куда так или иначе поступали бы все налоги, возражал герцог Ноальский. Когда Ло повел разговор о частном банке, счастье улыбнулось ему. Рождение Частного общественного банка под его руководством датируется маем 1716 года. Банку разрешался выпуск векселей к оплате монетой (золотой или серебряной) на срок двадцать лет. Собственный капитал устанавливался в размере 6000 миллионов ливров (1200 долей ПО 5 тысяч ливров каждая) и на три четверти состоял из резко упавших в цене billets d'etat, так что на деле банк мог рассчитывать в лучшем случае на 2 850 000 ливров⁴². По всем признакам предприятие выходило скромное, но Ло не привык мелочиться и намеревался склонить на свою сторону герцога Орлеанского – регента при малолетнем Людовике XV. В 1717 году правительство обязало граждан платить налоги билетами Общественного банка, и Ло ликовал – к недовольству его многочисленых противников.

В своем стремлении возродить доверие к экономике Франции Джон Ло опирался на голландский опыт, с тем лишь отличием, что новый банк мог выпускать бумажные деньги. В банк вкладывались значительные средства, и правительство получило возможность выплатить накопившиеся долги. В то же самое время бумажные деньги должны были вернуть к жизни французскую торговлю и вернуть стране былое экономическое могущество. “Банк не единственный плод моих мыслей, и даже не самый крупный, – уверял Ло регента. – Я собираюсь снова поразить Европу и осчастливить Францию, и поверьте, мое изобретение затмит открытие Ост-Индии…”⁴³

И то правда, сам Ло постигал финансовое дело в республиканской Голландии, но с самого начала именно Франция с монархом во главе казалась ему наилучшей средой для возведения Системы Джона Ло, как ее назовут потом. “Мне думается, – писал он, – что сосредоточенная в умелых руках абсолютная власть позволит получить больше средств и по более низкой ставке, чем

когда она ограничена”⁴⁴. Ло выступал с позиций финансового абсолютизма и не просто верил, что “в управлении деньгами, равно как и на войне и в делах законодательных, верховная власть должна безраздельно принадлежать одному человеку”, но и подкреплял свои убеждения делами. Перво-наперво было необходимо привести в порядок королевскую казну и расстаться с прошлым, когда корона занимала деньги лишь затем, чтобы тут же потратить их на обмундирование и ружья. По замыслу Ло, монарх отдавал кредитную деятельность в ведение особой “торговой компании, куда один за другим поступали бы все товары королевства”. Тогда, уверял Ло, “весь народ станет народом торговцев, а королевский банк будет снабжать их наличными деньгами и станет вместилищем всей коммерции, торговли и денежного обращения”⁴⁵.

Ло досконально изучил голландский пример, и империя занимала особое место в его мировидении. Он считал, например, что Франция уделяет недостаточно внимания собственным заморским владениям. И что исправить недочет можно – надо только поручить лично ему заняться торговлей Франции с Луизианой, огромным, но совершенно неразвитым краем, что пересекал американский Средний Запад с юга на север, практически повторяя течение великой Миссисипи и занимая почти четверть площади нынешних Соединенных Штатов. В 1717 году Западная компания (Compagnie d’Occident) получила двадцатипятилетнюю монополию на торговые связи с Луизианой, по сути означавшую переход колонии в ее ведение. Капитал компании составил неслыханные для Франции 100 миллионов ливров. К подписке на акции ценой 500 ливров каждая привлекался и стар и млад, вне зависимости от положения в обществе и национальности. К оплате в несколько приемов принимались злосчастные billets d'etat, чей земной путь на этом заканчивался, уступая дорогу бессрочным рентам (rentes) под 4 % годовых. Список управляющих венчало имя Джона Ло.

Не все приняли Систему Ло с распростертыми объятиями. Прозорливый герцог Сен-Симон заметил:

Возможно, такое предприятие не дурно само по себе; но оно будет иметь дурные последствия везде, кроме республик или монархий вроде английской, где расходами ведают те, кто снабжают казну деньгами – в том объеме, который они сами считают уместным. В слабом, подверженном переменам государстве, подчиненном воле абсолютного монарха, каковым является Франция, компании будет отчаянно не хватать устойчивости, ведь король… сможет запросто растоптать банк – соблазн сделать это велик настолько, насколько слабы преграды⁴⁶.

В начале 1718 года парижские парламентарии, словно желая проверить справедливость замечания герцога, повели наступление на новоиспеченного министра финансов Рене Даржансона, а заодно и на банк Ло. Даржансон повелел снизить содержание ценных металлов в монете на 40 % и тем самым, клялись парижане, вверг страну в “пучину беспорядка столь беспросветную, что не сразу понятно, как нам из нее выбраться”⁴⁷. К тому же братья Пари в пику Ло основали свою компанию и привлекли многих вкладчиков. Но регент уже успел почувствовать вкус абсолютной власти и немедленно вступился за своего союзника – к радости и обогащению последнего. (Ло не скрывал удовлетворения: “Как прекрасна, как важна власть деспота в самом начале пути учреждения, уже успевшего застать людей врасплох и превратиться в мишень для их лютой ненависти!”⁴⁸) Мало того: уже в 1718 году правительство в расчете на удорожание акций сделало Западной компании первое и далеко не последнее послабление. К августу ей принадлежали все налоговые поступления, связанные с табаком. Декабрь ознаменовался для нее получением доли в Сенегальской компании. В гору шли и дела самого Ло: в декабре 1718-го Общественный банк приобрел статус Королевского банка, по сути первого центрального банка Франции, что стало высочайшей похвалой его руководителю. Векселя банка отныне могли быть обменены на банковские экю (ecus de banque, чья стоимость в серебре была неизменна) или на имевшие более широкое распространение турские ливры (limes tournois – с плавающим относительно золота и серебра курсом). Но уже в июле выпуск новых экю прекратился, старые были изъяты из обращения⁴⁹, а в соответствии с королевским указом от 22 апреля 1719 года привычное для серебра периодическое “уменьшение” (цены) перестало касаться банкнот⁵⁰. Франция начала переход от монет к бумажным деньгам.

Казалось, предела для роста Западной компании не существует. В мае 1719-го она поглотила Ост-Индскую и Китайскую компании – детище нарекли Индийской компанией (Compagnie des Indes), но прославилось оно как компания Миссисипская. В июле Ло получил право распоряжаться королевским монетным двором в течение девяти лет. В августе отвоевал у соперника возможность собирать косвенные налоги, которой тот наслаждался всего год. В сентябре компания ссудила короне 1,2 миллиарда ливров на погашение всех остальных долгов. А уже месяц спустя Ло заправлял сбором всех налогов, прямых и косвенных.