Восхождение тени
Шрифт:
Автарк вытянул руку, раскрыв кисть и расставив пальцы, будто желая полюбоваться игрой солнечных лучей на пяти золотых колпачках.
– Разумеется, я слышал о наёмниках, – ответил он. – В моей стране подобного бы не допустили. В Ксисе разбойников сажают на кол и выставляют на всеобщее обозрение. Мой народ знает, что я забочусь о нём.
– О, в этом я уверен, – кивнул Олин. – Но глядя на ваш флот и огромное войско, которое он несёт, я вспомнил о днях бесчинствования Серых союзов и в особенности – о знаменитом предводителе Давосе, известном как Богомолец.
Автарк, казалось, заинтересовался.
– Богомолец? Никогда о нём не слышал.
– Думаю, это потому, что вы углубились более в изучение позднейшей истории моей семьи, обойдя вниманием эту её страницу.
– Это прозвище… он действительно был священником?
– Он
Сулепис расхохотался, по всей видимости, с искренним удовольствием.
– О, прекрасно, Олин! Не было большего злодея до наших дней, вы хотели сказать.
Северянин пожал плечами.
– Вы в самом деле полагаете, что я мог бы так оскорбить столь предупредительного хозяина?
– Продолжайте. Вы меня заинтересовали.
– Вы должны знать, как быстро разрослись Серые союзы здесь на севере во время хаоса, пришедшего за первой войной с сумеречным народом. Они заполонили наши земли в годы после битвы в Серохладной пустоши – отряды солдат, которым некуда было податься; поначалу они сражались на стороне любого лорда, который им заплатит, но в конце концов перестали притворяться и занялись просто разбоем и грабежом. Самым ужасным (и собравшим в своих руках больше всего власти) среди них был отпрыск сианской знатной семьи, Давос Элгийский. Может, потому, что он брал дань с пилигримов, а может, из-за того, что он носил длинный чёрный плащ, его и прозвали Богомольцем. В те смутные дни Давос нападал под многими предлогами и ограбил множество городов, но тот, кто управляет большой армией, схож с человеком, оседлавшим свирепого медведя: все боятся его – кроме самого медведя, и потому он всегда должен заботиться о том, чтобы медведь был сыт. Богомольцу пришлось продолжать налёты даже тогда, когда большинство войн, последовавших за отступлением кваров, закончились. А поскольку всё больше и больше северных городов оказывались разорены, голодным беженцам не оставалось ничего другого, кроме как примкнуть к лагерю разорителя, так что армия Богомольца всё росла и росла. В конце концов власть его распространилась на весь Бренланд и большую часть Сиана. Его люди совершали набеги и на мою страну, грабя области Южного и Западного пределов, унося добро и убивая жителей, пока последние не воззвали к трону, умоляя избавить их от этого кошмара. Помогать им выпало одной из моих предков, внучке короля Англина, Лили Эддон.
– О, да, – заметил автарк. – Женщина, которая правила государством! Это имя я слышал.
– И она заслужила свою славу. Её муж был убит в сражении против одного из подручных Богомольца, и сын их умер рядом с отцом. Лили осталась одна править страной, и многие были устрашены настолько, что стали спорить, не стоит ли сместить её, не возвести ли на трон рыцаря-воителя. Но Лили и сама была воительницей не хуже любого мужчины при её дворе – горячая кровь Англина кипела в ней. Она не дала себя сместить.
Богомолец долго облизывался на Южный предел, и не только из-за молодой королевы – плодородные земли, практически неприступный замок… Давос послал королеве Лили свадебное предложение. У неё ведь не было ни мужа, ни сыновей. Богомолец расписал, как он богат и силён, и добавил, что если она выйдет за него замуж, вся его огромная армия будет к услугам королевств Пределов. Многие при дворе Южного предела побуждали её согласиться. Да и какая ещё надежда у них оставалась?
Но вместо этого Лили послала ответное письмо Давосу Элгину, чёрному плащеносцу, Богомольцу, хозяину – как значилось на свитке – сотни тысяч кровожадных бойцов. И вот что было сказано в письме: «Королева Лили сожалеет, что не сможет иметь чести принять ваше предложение, поскольку будет весьма занята потравой крыс, что заполонили её земли». Каковые слова она затем и начала претворять в жизнь, – Олин взглянул на автарка. – Я не утомляю вас, Сулепис?
– Вовсе нет! Вы развлекаете меня, а это редкое удовольствие, – автарк чуть придвинулся к иноземному королю. Узколицый и длинноносый, с тревожаще яркими немигающими глазами – Вэш подумал, что его господин более чем когда-либо напоминает сейчас сокола в человечьем обличье, а не человека. – Прошу, продолжайте.
– Лили знала, что Серые союзы не выживут без грабежа – они уже оставили разорёнными все земли, по каким успели пройтись, поэтому она разослала своих глашатаев, веля населению уходить – не только с прямого пути Богомольца, но и из всех окрестных поселений, даже тех, которым вроде бы ничего не угрожало. Она приказала людям забирать с собой всё, что они смогут унести, а прочее уничтожать подчистую. И пообещала им защиту в стенах Южного Предела, если они смогут добраться до крепости. Затем королева отрядила свои войска, в которых всё ещё много было ветеранов, закалённых в боях с сумеречным племенем, с наказом – изматывать мелкими стычками превосходящую их числом армию Богомольца, но не вступать в настоящий бой.
Таким образом, когда наёмники шли маршем по королевствам Пределов, повсюду они находили одни покинутые пожарища – не было дворян, чтобы похищать ради выкупа, нечего было красть и нечего было есть. И пока они с трудом продвигались вперёд, отряды Пределов налетали из ниоткуда, наносили удар и исчезали, как тени, причиняя не такой уж большой ущерб армии Богомольца, но сея в ней страх непредсказуемостью своих атак. Иногда они перерезали горло лишь одному из наёмников, мирно спящему среди дюжины других, чтобы когда остальные проснутся и обнаружат труп, им пришло в голову, что любой из них легко мог оказаться на его месте. Люди королевы Лили убивали солдат Богомольца сотнями разных способов, скрытных и явных, подтачивая мосты, отравляя еду и питьё наёмников или же попросту поджигая палатки со спящими в них людьми. Они уничтожили столько часовых Давоса, что те потребовали для себя разрешения ходить по трое или по четверо, отчего более протяжённые участки по периметру лагеря оставались, в сущности, без наблюдения.
В конце концов, когда его лишившиеся мужества солдаты стали шарахаться от собственной тени, Давос Богомолец поставил всё на быстрый и прямой удар по самому замку Южного Предела. Берега бухты были застроены грубыми хижинами тех, кто уже бежал от жадной длани Богомольца, но не смог попасть в переполненную крепость. Заметив, что отряды наёмников приближаются к замку, эти несчастные снова обратились в бегство, попрятавшись в пещерах и на лесистых вершинах холмов. А после, когда Давос со своими людьми шагали по главной улице, высматривая засаду, они учуяли дым и увидели первые языки пламени – городок на берегу бухты был предан огню. Наёмники со страхом переглядывались. Эти жители Южного предела готовы были сжигать свои дома снова и снова, лишь бы ни дюйма не уступить захватчикам. Кто станет драться с такими сумасшедшими?
А потом наконец Богомолец и его парни узрели высокие стены замка Южного Предела на той стороне бухты и поняли, что не меньше года уйдёт у них на то, чтобы обороть такую мощную твердыню – голодного года, потому что земли вокруг них теперь лежали непригодные для жизни, а обозы были пусты. Даже самые преданные подручные Давоса, люди, обогатившиеся под его рукой и превратившиеся из бандитов в состоятельных вельмож у него на службе, теперь отказались выполнять его приказы. Они потеряли боевой дух. Многие наёмники побросали оружие на месте и потихоньку убрались подальше от внушительной громады непокорённого Южного Предела.
Но внутри замка Лили держала только небольшую, символическую армию. Основная часть её сил на корабле отплыла к побережью Лендсенда, чтобы оттуда по суше двинуться на юг. Итак, войско Богомольца пребывало в величайшем смятении, четверть, а то и больше солдат дезертировали, а остальные дрались между собой, когда защитники Южного предела обрушились на них.
Людей у королевы Лили было куда как меньше, но они были сыты, злы и сражались за собственную страну. Наёмники же, зажатые в кольцо на пляже, оказали лишь слабое сопротивление, прежде чем силы защитников разделили их надвое. С одной стороны разбойников оттеснили в волны замерзающей бухты, и они частью сдались, частью были убиты. Оказавшиеся с другой стороны попытались сбежать, как раньше сделали их товарищи, но большинству не удалось взобраться на скалы, ограждающие пляж. Королевские лучники сняли их как птичек с низкой ветки, и тела мертвецов скатывались по склонам в таком множестве, что в Южном пределе ещё века спустя неопрятную груду хлама называли «богомолья куча», хотя в наши дни уже мало кто помнит, откуда пошло это выражение.