Восхождение в затерянный мир
Шрифт:
Участники экспедиции 1971 года, которых забрасывали на парашютах, основательно помучились с песчаными блохами. Между прочим, у них было даже задумано спуститься на парашютах на вершину Рораймы… Мы единодушно ааключили, что такой способ не для нас, и около получаса отводили душу жуткими рассказами о бесстрашных авиаторах, которые покушались на высокие горы в разных концах света и терпели аварию при посадке.
Позднее в тот день, когда светило яркое солнце, мы впервые смогли как следует рассмотреть Рорайму. В сорока километрах к югу от нас она огромным столом возвышалась над зеленой пеленою леса. Увы, долго любоваться нам не пришлось, потому что вскоре Рорайму снова окутал туман.
Решительная попытка покорить вершину Рораймы была предпринята в 1884 году. Экспедицию
От Эссекибо отряд Перкинса шел на веслах вверх по реке Потаро. Восьмого ноября прибыли в миссионерскую станцию Чинебовие, расположенную в одном дне пути выше водопада Кайетур. Этот грандиозный водопад образовался там, где река срывается вниз с песчаникового уступа высотой двести двадцать пять метров и являет собой одно из самых величественных зрелищ во всем мире.
Дальше отряд двинулся только 14 ноября, так как пришлось ждать отставший груз. Затем начался долгий пеший переход до Рораймы на юго-западе, через густые и однообразные влажные леса. Подобно большинству путешественников, попадавших в аналогичную среду, члены экспедиции нашли этот этап чрезвычайно гнетущим. Вот что писал Эверард им Тэрм в «Тимери» (журнал Королевского земледельческого и коммерческого общества Британской Гвианы, июнь 1885 года; этот очерк вошел впоследствии в сборник «Странствия, беседы, размышления», 1934 год):
«Таким образом, на четвертое утро нашего странствия через лес жизнь казалась мне предельно безотрадной, предстоящие трудности представлялись неодолимыми, успех — невозможным.
Это чувство не покидало меня первые несколько часов ходу. Внезапно около десяти утра лес кончился, и тропа вышла на просторы саванны — и какой великолепной саванны! Она простиралась вдоль гребней и склонов гор, по широкой, обильно обводненной зеленой равнине до других причудливо террасированных горных гряд и дальше, теряясь вместе с горами в голубых мглистых далях… Один лишь шаг — и из долгого мрачного заточения в угрюмом лесу мы вырвались на чудесный простор, над которым реял дух свободы, суля нам успех в нашем начинании».
После встречи с Сидалом они продолжали движение. «По счастливому совпадению в день нашего прибытия гора была почти совсем свободна от облаков, и мы увидели уступ, протянувшийся по диагонали от подножия до вершины противоположной стены Рораймы. С того места, где мы находились, этот уступ казался вполне пригодным для подъема. Зная, однако, что те немногие, кто, кроме индейцев, выходил к Рорайме и объявлял ее вершину неприступной, как правило, пытались подниматься именно с этой точки, мы тоже начали сомневаться, что сумеем взойти по уступу. Но с этой стороны Рораймы мы видели только еще один вариант подъема, а он внушал лишь крайне зыбкую надежду на успех…
Внимательное рассмотрение показало, что в первом случае нас ждут по меньшей мере три особенно трудных места. Во-первых, участок лесистого склона, который надо было пересечь на пути к основанию уступа и который, как нам представлялось, еще никто не проходил из-за невероятно густых зарослей…
Вторая видимая снизу трудность заключалась в том, что нижняя часть уступа выглядела очень уж сильно изрезанной. Казалось, речь идет не о сплошной полке, а о груде огромных скал, которые высились над лесом, производя весьма внушительное впечатление…
Однако наиболее сомнительное место находилось на рубеже верхней трети уступа. Сюда с вершины Рораймы обрушивался могучий поток. Падая на уступ, вода выбила неодолимую при взгляде снизу, глубокую брешь. Все говорило за то, что с этой брешью мы можем и не справиться. Оставалось только надеяться, что мы найдем способ спуститься в нее, а затем по другой стороне подняться на верхний отрезок уступа; дальше путь до самой
Оказалось, что расчищенная к подножию уступа тропа все же позволяет двигаться, хотя и с великим трудом… Ноги редко касались земли, чаще всего мы карабкались па четвереньках по густому и прочному переплетению ветвей, через груды камней и бурелом, пробирались под огромными глыбами и по длинным стволам, пересекая незримые ручьи, которые журчали где-то в толще осыпи. Сплошной ковер мха, хвощей и медуницы был далеко не падежной опорой для рук и ног…
Вероятно, следовало еще раньше объяснить, что видимая снизу изрезанная часть уступа на деле представляет собой три покатых ребра, спадающих на уступ сверху; эти ребра покрыты лесом, но не так густо, как подножие горы, причем местами над деревьями вздымаются огромные валуны…
Снова потянулся чрезвычайно утомительный и сложный, хотя и не опасный, путь через сплетение корней, ветвей и стволов, через нагромождение глыб и скал, через крутые склоны, покрытые скользкой грязью. Здесь даже деревья, земля и камни были покрыты ковром из влажного мха. Вот по такой местности мы обогнули все три ребра и в конце концов увидели ту часть уступа, на которую сверху срывается поток. Относительно покатый склон, покрытый жесткой травой выше нашего роста, спускался к точке, где водопад разбивался о скалу. К нашей радости, мы увидели не глубокую непроходимую расщелину и не водоем, а широкую и отлогую каменную впадину с чуть заметными полочками. Во время сезона дождей эта впадина явно заполнена бурным потоком, теперь же она была почти сухой. Наконец-то перед нами открылся путь к вершине, не лишенный трудностей, но вполне проходимый…
По этому участку склона мы поднялись сравнительно легко… Когда же кончился этот этап, нашим глазам предстала на редкость диковинная картина, творение самой природы. Не будет преувеличением сказать, что во всем мире найдется очень мало подобных зрелищ. В первую минуту казалось, что человеческий ум не в силах постичь увиденное нами. На смену этому ощущению пришло впечатление, что мы вступили в некий мир из кошмарного сна, в коем и был сотворен столь фантастический ландшафт в разгар ненастного дня, когда бешено мятущиеся рваные облака вдруг обратились в камень. Ибо нас окружали скалы и башни совершенно невероятной, фантастической формы. Здесь валуны громоздились друг на друга или лежали рядами, там они составляли невообразимые сочетания наперекор закону тяжести… Груды скал, обособленные скалы, каменные террасы, колонны, стены, пирамиды, скалы нелепого вида, словно бесчисленные карикатурные изображения лиц и тел людей и животных, странные подобия зонтов, черепах, церквей, пушек и множества других неожиданных предметов. Между скалами попадались небольшие ровные участки, выстланные чистым желтым песком, с прозрачнейшими ручейками, водопадиками, озерками и лужицами. Встречались даже болотца с чахлой щетиной зелени. Тут и там на гладких участках и в трещинах скал жались друг к другу однородные кустарники, словно низенькие деревца. Настоящих деревьев здесь не было, не было видно и представителей фауны. Глядя на этот предельно мирный нетронутый ландшафт, можно подумать, что животные тут и вовсе не бывали. Куда ни посмотри — одна и та же картина; взберись на любую высокую скалу — сколько хватает глаз, все тот же необычайный дикий пейзаж».
Так был покорен «затерянный мир», и при этом не обнаружено ничего хотя бы отдаленно похожего на птеродактиля.
Но успешное восхождение отнюдь не положило конец догадкам о природе далекой столовой горы. Напротив, интерес к ней, особенно научных кругов, только возрос и последовали новые экспедиции. Так, Адриан Томпсон дважды поднимался на Рорайму с более легкой, венесуэльской, стороны. В составе экспедиции 1963 года он взошел также на соседа Рораймы — Кукенаам (2470 м). Площадь плато Кукенаама тоже примерно равна шестидесяти квадратным километрам; как и на Рорайме, восхождение по нормальному пути не представляло сколько-нибудь серьезной задачи. По словам участника этой экспедиции Джона Огдена, в Великобритании восхождение такого рода было бы отнесено к средней категории сложности.