Восхождение Запада. История человеческого сообщества
Шрифт:
Таким образом, теоретически невозможный, но практически удобный компромисс между ортодоксальными улемами с их законами шариата, образованной аристократией с ее изысканной литературой и философами с их рационалистическим подходом создал условия для первого периода расцвета арабской культуры при Аббасидах. Однако по мере того, как высокое стремление посвятить жизнь служению богу превращалось в заурядное использование свода законов шариата для решения повседневных проблем, ревностные верующие, как это всегда бывает, призвали к поиску новых путей. Мухаммед недвусмысленно отрицал монашество как способ служения богу, поэтому в период раннего ислама не существовало институциональной ниши для тех подвижников, которые не довольствовались исполнением законов шариата. С другой стороны, идеалы аскетизма, культивируемые христианскими и буддийскими монахами, долго сохранялись на Среднем Востоке и при мусульманах, и вскоре в рамках ислама стали возникать раскольнические течения. Организационные формы развивались медленно, но отдельные мистики появились уже при Омейядах. При Аббасидах их голос стал слышнее, и они начали разработку нового положения ислама — постулата личной и неопосредованной любви к богу. В Коране Аллах выступает главным образом как великолепный, великий, грозный и только иногда как человеколюбивый и как объект любви и поклонения. Итак, раннемусульманские мистики балансировали на грани ереси, провозглашая близость с богом на основе мистического опыта. Это выходило далеко за рамки официальных постулатов Корана.
Тем не менее мистическое течение ислама — суфизм — удовлетворяло глубинные духовные потребности
699
О суфизме см.: A.J.Arberry, Sufism: An Account of the Mystics of Islam (London: Allen & Unwin, Ltd., 1950).
Сомнения в правоверности раннего мистицизма означали, что адепты суфизма явно ассоциировались с раскольничьими сектами ислама. Несмотря на явные центробежные тенденции, эти секты во второй половине VIII в. были уже достаточно хорошо организованы. Несогласные с компромиссом Аббасидов выступили с идеей, согласно которой в каждом поколении ореол божественной власти нисходит на какого-либо представителя рода Али, и носители этой власти — имамы — единственные правомочные вожди мусульманского сообщества. Возникли, правда, споры о том, кто же истинный имам, и различные шиитские секты, оформившиеся после 765 г., отличались как раз тем, кого они признавали носителем этой высшей власти.
Одна из экстремистских шиитских сект — исмаилиты — допускала аллегорическое толкование Корана и тем самым открывала дорогу разного рода отклонениям от ортодоксальной религии. Движение исмаилитов ушло в подполье и разработало сложную систему посвящения в тайны веры. Высшие руководители секты признавали христианство и иудаизм в качестве достойных представлений божественной истины, а рядовые члены секты, по-видимому, занимались изучением несовершенств каждой из религий, данных через откровение. Исмаилиты развили активную миссионерскую деятельность в мусульманском мире. Они использовали этнические и социальные противоречия и скоро стали представлять реальную угрозу официальной религии. К концу IX в. несколько руководителей сект исмаилитов пришли к власти в отдаленных провинциях империи, и начались постоянные восстания исмаилитов, опиравшиеся, очевидно, на городских ремесленников в Сирии и Месопотамии [700] . Фатимиды, секта исмаилитов в Северной Африке (909-972 гг.) и Египте (968-1171 гг.), достигли наиболее крупных успехов: им первым удалось нарушить религиозно-политическое единство ислама, отрицая властные полномочия халифа в Багдаде и провозгласив свои претензии на этот титул в 909 г. [701]
700
Быстрое распространение особого вида ремесленных гильдий, которые иногда приобретали политическое значение в мусульманском мире начиная с X в., можно считать внешним признаком роста этого движения шиитов. См. Bernard Lewis, «The Islamic Guilds», Economic History Review, VIII (1937), 22-26. Неясная история религиозных революционных движений в эпоху Сасанидов (манихейства и маздакизма) может служить своего рода аналогом роста популярности этих исламских сект.
701
Род Фатимидов брал начало от Фатимы, дочери Мухаммеда и жены Али, и именем своих могущественных предков претендовал на роль имамов истинной веры. Когда они пришли к власти в Северной Африке, вся секта исмаилитов признавала их лидерство. Позднее, когда их положение правителей вынудило их пойти на компромисс и отказаться от наиболее радикальных постулатов учения исмаилитов, сторонники чистой веры от них откололись. Об исмаилитах см. Bernard Lewis, The Origins of Ismailism (Cambridge: W.Heffer & Sons, 1940).
Вторая значительная группа шиитов признавала в качестве истинных имамов других родственников Али и была намного ближе к ортодоксальной доктрине. Эти шииты никогда не брали в руки оружие для мятежа. Когда последний из признаваемых ими имамов в 837 г. умер, не оставив наследника, «двенадцатые» [702] ограничивались лишь осуждением алчной эпохи, не позволяющей законному главе мусульман сойти на землю [703] .
Расколы, безусловно, ослабили позиции Аббасидов. Кроме того, во второй половине VIII в. хорошо вооруженные мятежники на окраинах халифата практически отвоевывали независимость своих провинций. Сирийско-Иракская метрополия оставалась под властью Багдада до 945 г. (правда, власть эта была несколько номинальной), но сам Багдад зависел от тюркских воинов-рабов, которые со времен халифа аль-Мутасима (833-842 гг.) стали опорой власти халифов. Халифы не могли ни возвратить сектантов в лоно правоверной религии, ни подавить мятежи. В конце концов распад центральной власти позволил сначала персидским (945 г.), а потом тюркским (1055 г.) авантюристам захватить власть в Багдаде, а в это время десятки провинций, раздираемые этническими и религиозными конфликтами, боролись за власть в империи Аббасидов.
702
Называемые так, поскольку они признавали двенадцать имамов после Али.
703
Поминальный ритуал в память Хусейна, сына Али, убитого в 680 г. во время мятежа против Омейядов, стал основным в молитвах «двенадцатых». Некоторые части этого ритуала очень напоминают элементы более древних религий Среднего Востока, которые включали ритуал отмечания смерти и воскрешения бога плодородия.
Однако распад империи не прервал процесс развития исламской культуры. Возникшее после распада множество более мелких государств предоставило ученым и литераторам более широкие возможности: они могли теперь пользоваться покровительством большего числа властителей. В ту эпоху децентрализация науки и утрата учеными привилегированных постов при дворе халифа привели к тому, что философия, наука и литература стали искать пути согласования своих идей с официальной теологией, законами шариата и мистическими течениями ислама.
В то же время вторжение тюркских племен из северных степей придало исламу новую военную энергию, проявившуюся вскоре в приграничных конфликтах мусульманского мира с соседями-христианами и индуистами. Таким образом, в культурно-религиозном и военно-политическом смысле, ислам вступил в новую фазу своего развития примерно в 1000 г. [704]
В. ХРИСТИАНСКИЙ МИР
В первые шесть столетий своего существования христианство распространялось во все стороны, как волны по воде, из своего исторического центра зарождения в Палестине. Экспансия христианства на запад, в Европу и Северную Африку шла одновременно с менее активным расширением в восточном направлении — в Месопотамию, Армению, на Кавказ, а также на юг в сторону Нубии и Абиссинии. Усиление ислама, сопровождавшееся сменой веры христиан и переходом их в магометанство, полностью изменило географию этих религий, лишив христиан возможности свободно и безопасно
704
В дополнение к книгам, цитируемым отдельно, по ранней истории ислама я обращался также к следующим работам: H.A.R. Gibb, Mohammedanism: An Historical Survey (New York: Mentor Books, 1953); H.A.R.Gibb, Tlie Arab Conquests in Central Asia (London: Royal Asiatic Society, 1923); Bernard Lewis, The Arabs in History (2d ed.; London: Hutchinson, 1954); Alfred Guillaume, Islam (Harmondsworth: Penguin Books, 1954); Ignac Goldziher, Vorlesungen uber den Islam (2d ed.; Heidelberg: Carl Winter, 1925); Gustave E. von Grunebaum, Medieval Islam: A Study in Cultural Orientation (2d ed.; Chicago: University of Chicago Press, 1953); G. von Grunebaum (ed.), Unity and Variety in Muslim Civilization (Chicago: University of Chicago Press, 1955); G. von Grunebaum, Islam: Essays in the Nature and Growth of a Cultural Tradition («American Anthropological Association Memoirs», No.81 [April, 1955]); Carl Brockelmann, History of the Islamic Peoples (New York: G.P.Putnam's Sons, 1947); Edward G.Browne, A Literary History of Persia (Cambridge: Cambridge University Press, 1956); T.W.Arnold, The Preaching of Islam (2d ed.; London: Constable & Co., 1913); T.W.Arnold, The Calif ate (Oxford: Oxford University Press, 1924); Berthold Spuler, Iran in fruh-IslamischerZeit (Wiesbaden: Franz Steiner Verlag, 1952); AJ.Wensinck, The Muslim Creed (Cambridge: Cambridge University Press, 1932); Maurice Gaudefroy-Demombynes, Muslim Institutions (London: Allen & Unwin, Ltd., 1950); M.Gaudefroy-Demombynes, Le Monde miisulman et byzantin jusqu'aux Croisades (Paris: E. de Boccard, 1931); Louis Gardet, La Cite musulmane, vie sociale et politique (Paris: J.Vrin, 1954). Особо обязан я, однако, пока еще не опубликованной работе «Manual of Islamic Civilization», подготовленной Marshall G.S. Hodgson в рамках курса лекций «Введение в исламскую цивилизацию» («Introduction to Islamic Civilization»), прочитанных в Чикагском университете.
705
Безусловно, многочисленные общины христиан продолжали существовать в границах территорий, покоренных исламом. Лишь во времена Аббасидов они стали религиозным меньшинством, зачастую ограниченным особыми указами и в деятельности, и в имущественных правах. Хотя в ряде случаев их роль в финансах, управлении и науке была непропорциональна численности, эти осколки христианства были уже не частью окружающего их исламского мира, а скорее сектами в исламском социуме.
Если бы Константинополь попал в руки мусульман, а это дважды едва не произошло [706] , европейское христианство могло постигнуть аналогичное рассредоточение по отдельным изолированным территориям. Вытесненные из Средиземноморья, однородные в своей вере христианские общества смогли бы выжить лишь в отдаленной лесной глуши да разрозненных сельскохозяйственных сообществах Северо-Западной Европы. Однако на этот раз стены столицы Константина на Босфоре устояли. Именно по этой причине европейский христианский мир как географически, так и в культурном отношении смог пережить соседство такого влиятельного соперника, как ислам.
706
В 673-680 гг. флот халифа установил блокаду Константинополя непосредственно со стороны Мраморного моря. Только использование «греческого огня» (легковоспламеняющейся смеси, возможно, лишь недавно изобретенной к тому времени, точный химический состав которой до сих пор неизвестен) заставило мусульманский флот отойти. Как мы уже знаем, в 717-718 гг. мусульмане снова блокировали Константинополь, на этот раз и с суши, и с моря. Город был спасен только после того, как внутренние потрясения вознесли на имперский трон одаренного полководца Льва III.
Однако угроза со стороны ислама все же привела к радикальным изменениям. До 717-718 гг., которые стали особой точкой в истории, Византия боролась не на жизнь, а на смерть за контроль над морем с омейядскими халифами. Все три попытки в исламском стремлении установить контроль над Средиземноморьем потерпели неудачу. Перенеся столицу ислама в Багдад, Аббасиды отказались от подобных попыток. Но в это же время мусульмане ворвались в Средиземноморье с запада, лишив Византию ее последней цитадели на севере Африки (698 г.), завоевав большую часть Испании и часть Нарбонской Галлии (717 г.).
В то время как христианский мир с огромными усилиями и переменным успехом боролся с исламом, возникла угроза новой волны нашествия кочевников с севера. Образование конфедерации тюркских племен в Монголии и Алтайско-Уральском регионе в 552-565 гг. вызвало переселение огромных орд кочевников, известных в европейской истории как авары, на южные окраины России. Там их силы объединились с кочевниками, заселившими эти районы еще раньше. В 567 г. авары вторглись на равнины Венгрии, уничтожив одно из германских племен — гепидов — и вынудив другое племя — лангобардов — бежать в южном направлении. В последующем столетии аварские всадники не раз опустошали целые области в глубине Балкан, не раз появляясь даже непосредственно под стенами Константинополя. Эти рейды аваров привели в дальнейшем к двум этническим изменениям с далеко идущими последствиями: к захвату Италии лангобардами (568 г.), что лишило возможности Византию управлять этим полуостровом, и к вытеснению крестьян, говоривших на латыни и греческом языке, в более безопасные зоны в горах и на побережье. Их места стали занимать славяне, поддерживавшие свое существование примитивным сельским хозяйством со случайным выбором обрабатываемых земель и с орудиями производства, мало чем отличавшимися от тех, которые дорийцы использовали в Греции еще 1500 лет тому назад [707] .
707
В какой мере славяне вытеснили народы, ранее заселявшие Балканы, остается предметом научного спора до сих пор. В работе: J.P. Fallmerayer, Geschichte der Halbinsel Morea wahrend des Mittelalters (Stuttgart J.G.Cotta, 1830) доказывается, что произошла полная славянизация полуострова. Рассмотреть сведенные аргументы «за» и «против» можно в работе: A-A-Vasiliev, History of the Byzantine Empire (new ed.; Madison, Wis.: University of Wisconsin Press, 1958), I, 176-79.
Скорее всего отвечает действительности утверждение о том, что всякий раз, когда славянская колонизация охватывала зоны со средиземноморским климатом, начинала происходить их быстрая эллинизация (либо латинизация, как по Адриатическому побережью). Это, вероятно, объясняется тем, что характерная социальная единица древних славян, задруга, была плохо приспособлена для полукоммерческого сельского хозяйства Балкан, где преобладало выращивание винограда и маслин. Задруга обычно объединяла несколько небольших семей, связанных правом наследования от общего предка, - доходы и потери от хозяйствования делились между всеми членами задруги. Этот вид социальной единицы, вероятно, давал существенные преимущества при ведении натурального хозяйства в условиях, близких к анархии, когда жизнь и здоровье членов общины находились в постоянной опасности. При этом отдельное семейное хозяйство, которое, по римскому праву, являлось обычным субъектом хозяйственной деятельности среди прежних народов Балкан, легко могло исчезнуть в случае потери старшего мужчины в семье. Подобное бедствие в задруге не приводило к исчезновению хозяйства, поскольку другие члены задруги, конечно, поддержали бы вдову и ее детей. О задруге см. работы: Philip E.Mosley, «The Peasant Family: The Zadruga, or Communal Joint Family in the Balkans, and Its Recent Evolution», in Caroline F.Ware (ed.), The Cultural Approach to History (New York: Columbia University Press, 1940), pp.95-108.